Прогулочки на чужом горбу

Бедняжка Мэри потратила столько сил, чтобы выбить для Джой невиданно огромный аванс за ее третью, ужасно плохую книгу «Ребенок из Джерси». Мало того что она в течение нескольких месяцев предоставляла Джой и кров, и стол, она еще и одежду ей покупала, принимала ее друзей и даже, как я подозреваю, спала с ней. (В отличие от Ральфа, муж Мэри не только сохранил иммунитет к чарам Джой, но и несколько раз требовал выселить Джой из их квартиры, угрожая Мэри разводом.)

Я хотела было напомнить Мэри, что я ее предупреждала, но вовремя сдержалась и лишь сочувственно кивнула в ответ. Но не в сочувствии нуждалась Мэри. Перечислив все услуги, оказанные ею Джой, и оскорбления, полученные вместо благодарности за помощь, Мэри хотела от меня лишь одного: чтобы я объяснила, чем именно, по моему мнению, она могла обидеть Джой и как ей теперь загладить свою вину перед ней?

Я никогда не считала себя вправе излагать жертвам Джой свое мнение о ней. Я просто внимательно выслушивала их — так же, как много лет назад выслушивала саму Джой. Ведь не одному же цинизму учили все эти истории. В этом я была уверена.

После публикации ее третьей книги «Ребенок из Джерси», которая не имела успеха ни среди читателей, ни среди критиков, Джой исчезла. Одни утверждали, что она в Европе, другие — что живет в Гонконге с каким-то китайским бизнесменом. Однако Мэри Фаррар, беспрестанно наводившая справки о ней, сообщила мне, что на самом деле Джой находится в Индии.

Та же Мэри поведала мне, что приблизительно в 1981 году никому не известный литературный агент, представлявший англоязычных писателей Азии, стал распространять в издательских кругах рукопись новой книги Джой, повествующей о порочной жизни богачей Нью-Дели.

В 1983 году книга, наконец, вышла в свет в мягком переплете. Я взяла у Мэри почитать ее. Роман оказался еще хуже предыдущего, третьего. Сплошная сумятица. Содержание книги было безнадежно затеряно под грудой предложений — без единого глагола, но с кучей придаточных — о несчастной жизни автора: совершенно нельзя было понять, чем занимаются герои, не говоря уже о том, какого они пола, так как все они носили длинные, состоящие из четырех слогов индийские имена, за исключением самой маленькой Джой, которую в этом романе звали Малышка Фаунтлерой.

Поговаривали о ее пристрастии к наркотикам, сильным транквилизаторам и стимуляторам, к гашишу. Читая книгу, в это легко поверить.

Прочитав, вернее, попытавшись прочесть эту ее четвертую книгу, я окончательно выкинула Джой из головы. О ней перестали писать и говорить. Однажды на Пятой авеню я встретилась со знакомым ведущим телепередач, и тот сказал мне, что Джой скорее всего присоединилась к компании своих героев, тех самых «заблудших и безумных».

А моя жизнь шла своим чередом. Я жила одна, растила детей, и жизнь казалась мне вовсе не такой уж беспросветной, какой представлялась поначалу; с другой стороны, мне не было еще и сорока, я была довольно обеспечена, хотя и приходилось подрабатывать на рекламе по разовым контрактам, и похудела на два размера.

Вероятно, к этому самому времени относится начало двухмесячных поездок Маризы в Камерун, в джунглях которого она изучала жизнь баков. Я живо представляю ее себе — в шортах цвета хаки, простой спортивной рубашке, светлые волосы увязаны хвостиком — совершающей наезды в деревни аборигенов. Она сидит на складном стульчике, перед ней на переносном столике магнитофон, записывающий на пленку простой вокабуляр этого крошечного воинственного племени. Делая записи в блокнотах, напряженно размышляя, она пытается найти в примитивном и грубом укладе их жизни разгадку тех факторов, которые привели ее собственную цивилизацию от естественной простоты и гармонии к тому, что она представляет собой теперь.

Мне хочется знать, воспринимает ли Мариза нашу культуру так же, как я? Видит и чувствует ли, подобно мне, всю жестокость и отсутствие богов и богинь в нашем мире?

Не потому ли меня так тянет рисовать насекомых? Я бы и рада оставить их в покое, но они, жужжа и трепеща крылышками, не оставляют моего воображения. Вот и сейчас я только что закончила серию рисунков шершней, которые никто никогда не купит. В самом деле, кому захочется повесить у себя дома такой рисунок? Вероятно, для меня шершни олицетворяют ту жестокость, которую я наблюдаю повсюду: в телевизионных программах, в газетных сообщениях, в общении людей друг с другом. Однако я отвлеклась.

В 1984 году я вышла замуж за Кеннета Ройдена. Он старше меня на десять лет и к тому же оказался бездетным вдовцом и замечательным архитектором. Он добр, талантлив, в общем, тот самый человек, за которого мне следовало бы выйти замуж с самого начала. Он легок в общении и обладает способностью отнестись к женщине и наименее предсказуемым свойствам ее натуры с терпением и пониманием.

Когда я познакомила с ним моих родителей, они были вне себя от счастья и даже не пытались скрыть своей благодарности за то, что он «спас» их дочь. Интересно, от чего? От меня самой, скорее всего.