Прогулки с Евгением Онегиным

«Председателю Пушкинской комиссии

Российской Академии Наук

академику Д. С. Лихачеву

___июня 1997 г.

В дополнение к письмам от 11 марта и 26 мая с.г.

Глубокоуважаемый Дмитрий Сергеевич!

Изложив в отдельной, завершающей главе выявленные факты грубейших искажений текстов Пушкина в обоих академических собраниях его сочинений и оценив их в совокупности, понял причину задержки исполнения моего запроса о фактическом написании в черновике слова «Байрон». Поскольку не прекращающийся с 1937 года юбилей (а теперь – и придание дню рождения поэта статуса Рождества Христова) избавляет официальную пушкинистику от необходимости глубоко вникать в содержание творчества поэта, не настаиваю на выполнении своей просьбы и приступаю к публикации имеющихся материалов.

Прошу Вас, Дмитрий Сергеевич, расценивать направление Вам моих писем как свидетельство искреннего стремления заблаговременно информировать российскую филологическую науку о характере результатов исследования. Сожалею, что этим невольно вовлек Ваше имя в ситуацию, избежать которой предпочла бы любая отрасль науки. Хочется надеяться, что Вы не сочтете неуместным, если свою книгу я завершу текстом настоящего письма; это позволит мне обойтись без обобщающих выводов, предоставив читателям возможность самостоятельно оценить ситуацию в пушкинистике.

Не исключаю, что ввиду Вашей чрезвычайной занятости исполнение моего запроса могло быть поручено кому-то из Ваших коллег. Опыт сношений с официальным литературоведением вынуждает меня убедительно просить Вас распорядиться о возврате мне письма от 11 марта, в котором я информировал Вас о результатах анализа структуры романа.

Примите, Дмитрий Сергеевич, мои искренние пожелания дальнейших успехов в Вашей деятельности»[10].

Владимир Козаровецкий Кто написал «Евгения Онегина» Вместо послесловия

Мне бы хотелось….чтобы все добрые люди, как мужеского, так и женского пола, почерпнули бы отсюда урок, что во время чтения надо шевелить мозгами.

Л. Стерн[11]

1

Вскоре после отъезда Пушкина на Юг в Петербурге распространился слух, будто он был доставлен в жандармское отделение и там высечен розгами. Нетрудно представить, как, с его пониманием чести, 20-летний поэт переживал дошедшую до него подлую сплетню. Первоначально, решив, что автором ее был Федор Толстой, Пушкин написал на него оскорбительную эпиграмму, Толстой ответил ему не менее оскорбительной, но литературные журналы отказались печатать и ту, и другую. Только через год из переписки с П. А. Катениным Пушкин догадывается, что тот и был автором и распространителем злобного слуха; позже Пушкин свое отношение к этому предательству оформит в стихотворении «Коварность».