Читаем Прогулки с Евгением Онегиным полностью

Несмотря на присущие этому методу недостатки, а, возможно, даже благодаря им, важность работы В. Н. Турбина в том, что она демонстрирует принципиальную возможность выявления характера иносказания со сложной внутренней структурой без выхода в сферу рационального мышления. А это вселяет надежду, что содержание мениппеи все-таки может быть постигнуто только на иррациональном уровне. Дай-то Бог…

* * *

Итак, книга, наконец, закончена. И, хотя ответ на запрос о написании слова «Байрон» в пушкинском черновике так и не получен, придется все же прощаться с терпеливым читателем и ставить точку.

…Однако даже рутинное, необходимое ознакомление с содержанием всеми читанной книги (правда, в самом первом ее издании) дало такой новый материал, который нельзя не включить в книгу – иначе самое главное останется непонятным.

…Нет, не буду вносить никаких изменений в уже написанное. А изложу-ка это новое в качестве постскриптума. И пусть он поставит, наконец, точку в этой работе, которой конца все равно никогда не будет…

<p>Часть VII</p><p>Вместо эпилога</p><p>Глава XXXIII</p><p>«Не то, не так, не там…»</p>

…У этой книжки очень оригинальная обложка: кроме места и года издания (там где и положено, внизу) в верхней ее части крупным шрифтом пропечатано всего два слова: Евгений Онегин. Без кавычек, естественно, – обложка ведь все-таки… Но зато и без фамилии Пушкина. Даже без слов «Роман в стихах»…

Если бы я не знал со школьной скамьи, что означают эти два слова, то, взяв эту книгу в руки, наверняка бы подумал, что ее автор – Евгений Онегин. Ведь мы привыкли к тому, что, если на обложке или на корешке книги кроме имени и фамилии ничего другого нет, то это имя и эта фамилия принадлежат автору книги.

Наверное, не один читатель в этом месте иронически улыбнется: кто в школе не проходил «Евгения Онегина»? Нет, читатель. Те люди, которые в свое время платили по пяти рублей за экземпляр именно этого издания, «Онегина» в школе еще не проходили. Они видели сочетание этого имени и этой фамилии в первый раз в жизни. Потому что на обложке стоял год издания: одна тысяча восемьсот двадцать пятый. Это – первое издание первой главы ныне знаменитого романа А. С. Пушкина. А теперь мысленно поставьте себя на место этих людей и представьте свою реакцию на слова: Евгений Онегин. Без кавычек. Только имя и фамилия, без какого-либо дополнительного текста. Что это – имя автора книги?

…Я заказал ее, чтобы потом кто-то из пушкинистов не упрекнул, что вот-де взялся писать трактат, а этого издания даже в руках не держал… К тому же, хотелось знать, в какой последовательности там помещены «Разговор Книгопродавца с Поэтом», «Вступление» и первая глава романа. Уже затрудняюсь сказать, почему именно это меня интересовало. Ведь все уже изложено, все сказано… Да, собственно, я был уверен, что эти элементы расположены именно в таком порядке – во всяком случае, «Вступление», в котором «издатель» Пушкин заранее предупреждает читающую публику, что это «большое стихотворение» вряд ли будет закончено, а критиков – что в нем отсутствует план, конечно же, должно непосредственно предшествовать первой главе романа. Но все-таки мне почему-то хотелось знать, как оформлен «Разговор» – полиграфически, что ли…

Не скрою, вид обложки, который уже сам-по-себе, буквально «с порога» раскрывал секрет романа, настолько поразил, что до сознания как-то не сразу дошла другая «странность»: отсутствие оглавления – все-таки, под одной обложкой три текста. Да еще примечания, так что оглавление не помешало бы… Ну хотя бы для того, чтобы по нумерации страниц я сразу нашел начало и конец интересовавшего меня «Разговора». Но пришлось листать страницы.

Оказалось, что «Разговор Книгопродавца с Поэтом» помещен между «Вступлением» и первой главой! Значит, «отсутствие плана», заявлением о чем Пушкин демонстративно вызывал на себя огонь своих зоилов, относилось и к «Разговору», а, будучи расположен таким образом, сам «Разговор» надежно вводился в корпус всего романа.

Конечно же, кто откажет себе в удовольствии полистать книгу с хоть и знакомыми текстами, но все же изданными более ста семидесяти лет назад… Впервые… И я не отказал…

…Листаю и с каждой минутой все больше убеждаюсь в том, что занимался до этого анализом структуры совершенно другого произведения – романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Здесь же передо мной произведение другого автора, чья фамилия красуется на обложке. И это несмотря на то, что во «Вступлении» нет практически никаких намеков, что Пушкин отграничивает свое «издательское» «я» от «я» «автора» романа – это все было в рукописи, а в печатном варианте эти элементы носят рудиментарный характер и не бросаются в глаза. А раз так, значит, для читательской публики они как факт литературной жизни не существуют.

Впрочем, окончательный вариант «Вступления» и его рукописный вариант мне были известны по Шестому тому Большого Академического собрания.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь Пушкина

Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова
Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова

Дуэль Пушкина РїРѕ-прежнему окутана пеленой мифов Рё легенд. Клас­сический труд знаменитого пушкиниста Павла Щеголева (1877-1931) со­держит документы Рё свидетельства, проясняющие историю столкновения Рё поединка Пушкина СЃ Дантесом.Р' своей РєРЅРёРіРµ исследователь поставил целью, РїРѕ его словам, «откинув РІ сто­рону РІСЃРµ непроверенные Рё недостоверные сообщения, дать СЃРІСЏР·РЅРѕРµ построение фактических событий». «Душевное состояние, РІ котором находился Пушкин РІ последние месяцы жизни, — писал Рџ.Р•. Щеголев, — было результатом обстоя­тельств самых разнообразных. Дела материальные, литературные, журнальные, семейные; отношения Рє императору, Рє правительству, Рє высшему обществу Рё С'. Рґ. отражались тягчайшим образом РЅР° душевном состоянии Пушкина. Р

Павел Елисеевич Щеголев , Павел Павлович Щёголев

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки