Нам разрешили подняться по лестнице почти до самого шпиля; других посетителей в это время года не было. После этого Анри повел меня в ресторан и продолжил образовательную программу по Франции: в Mont Saint Michel вся Франция ездит для того, чтобы вкусить здешних устриц. «Конечно, здешние устрицы возят и в Париж, – объясняют нам, – но ведь там вы их получите лишь через 24 часа после того, как они вынуты из моря!» Эффект варвара, который в ужасе шарахается от устриц, не состоялся: устрицы с белым вином и с каким-то диковинным соусом чрезвычайно мне понравились. Спрашиваю Анри: а чем все-таки эти устрицы отличаются от устриц из других мест? «Скажу тебе по секрету, – отвечает, – что главное отличие, конечно, в соусе; здесь они знают какую-то тайну».
Вторник 12 марта. Кино: «Sous les toits de Paris» Рене Клера.
Четверг 14-е. Объявили результаты экзаменов по французской фонетике. Сдавало 156 человек. Средний балл 18 (по 20-балльной системе) получила некая итальянка, постоянно живущая в Париже; 17,5–7 человек: четверо из Бельгии и Канады с родным французским языком и трое русских: Леша Жилкин, жена одного из наших посольских и я. (На высокий средний балл меня вытянула в основном письменная транскрипция, где не нужно никакого артистизма, а достаточно просто соблюсти все правила – как в арифметике; за нее я получил почти не применяемую здесь в гуманитарных дисциплинах оценку 20.)
Пятница 15-е. Занятия баскским языком дома у Мартине. Обстановка приятная – все участники (это человек семь) теперь уже друг друга знают. Читаем баскские текстики – про баскского Ходжу Насреддина по имени Пьяррес Адаме и т. п. На одном из уроков, когда очередь доходит до меня, мне достается кусок, где я все слова понимаю, а смысла тем не менее совершенно не могу уловить. «Здесь получается какая-то бессмыслица, – говорю я, – les pêcheurs d'hommes!» (Мне не повезло: если бы я перевел какими-нибудь другими словами, такого разительного эффекта не было бы. Но я по несчастью попал абсолютно точно на канонический французский перевод слов «ловцы человеков» в евангельском тексте!) Воцаряется тягостное молчание. Присутствующие, среди которых, вероятно, не менее половины верующих, смотрят – кто изумленно, кто смущенно – на варвара, который явно никогда не держал в руках Евангелия. Мартине каким-то образом заминает этот эпизод. (А я, запомнивши силу эффекта, но не понимая его причины, осознал, что же тогда произошло, только годом позже, уже в Москве, читая Евангелие.)
Воскресенье 17-е. Я в гостях у родителей Метейе в Шату. Метейе-министр гостеприимен, любезен. Красуется необычайно. Рассказывает, что у него личный служебный самолет и он, конечно, не может тратить времени попусту, когда летит, например, в Африку: прямо в самолете у него рабочее место. Мой деликатный Жан видимым образом страдает. «Я слышал, вы хотели попасть в Италию, – говорит министр. – Если у вас будут проблемы с визой, я вам все устрою. Я скажу своим итальянским друзьям: будьте спокойны – Зализняк не агент КГБ, он им будет только потом».
Едем все вместе в Шантийи. По дороге останавливаемся, чтобы посетить маленькую церковку; оказывается, это церковь Анны Ярославны, королевы французской – XI век. Такой вот след от Anna Regina.
Знаменитый дворец Шантийи; в пруду у дворца чудовищные раскормленные карпы, размером с собаку. Собираются стаями, как утки, когда кто-нибудь из визитеров останавливается на мостике, и ждут, что им бросят хлеба.
В бескрайнем парке Шантийи Метейе-отец широким жестом пересаживает меня на свое место. Впервые в жизни оказываюсь за рулем автомобиля. А тот не устает заверять меня, что это-де дело простое. Проезжаю километр-два; машина действительно идет фантастически легко. «Ну вот, теперь уже можете ехать так до Москвы».
С Жаном мы уже очень славно сжились. Бывает, что рассуждаем и о будущем. Жан, как всегда, ироничен. «Ну, мое-то будущее, – говорит он, – ясно как на ладони. Стану agrégé (примерно то же, что кандидат) по греческому языку, потом буду преподавать греческий язык, буду секретарем своей ячейки социалистической партии, каждое лето буду ездить на каникулы в Италию – и так всю жизнь. Боже, какая скука!».
Пятница 22-е. Утром Прижан объявляет мне, что я освобожден в Ecole Normale от дальнейшей платы, поскольку веду занятия по русскому языку.
Вечером мой доклад на кружке лингвистов-марксистов о дискуссии по синхронии и диахронии в СССР.
Суббота 23-е. Le bouge (собрание с выпивкой) у меня в комнате и на крыше.