Читаем Прогулки по Европе полностью

Из письма от 6 февраля 1957

Жизнь полная, как никогда. Дней пять в Париже была весна и солнце. Всё было еще не настоящее, сейчас идут дожди, и настоящая весна будет только в марте, но я не могу оправиться от невероятного ощущения этих пяти дней. Я много слышал о том, что Париж прекрасен весной. Я ждал этого. И все-таки правда прекраснее всяких слов, и, поскольку я не поэт, то ничего схожего с тем смятением чувств, которое одолевает, превозмогает человека весной на набережной Сены, – передать не могу, и не стоит пытаться. Скажу только, что за эти несколько дней у меня несколько раз были мгновения, когда мне казалось, что прекраснее этого у меня уже не будет в жизни моментов. А если это кажется не после, а в тот самый момент; если хочется, чтобы так было всё время; если человек просто почти готов воскликнуть: «Остановись, мгновение, ты прекрасно», – то, наверное, это близко к правде. Я счастлив, что узнал Париж осенью – отнюдь не самый красивый, но достаточно красивый, чтобы смертельно поразить столь долго работавшее воображение, как мое. А теперь я вновь открываю Париж, и эти дни я был почти столь же опьянен и безумен, как в первую неделю октября. С каким счастьем я увидел, насколько еще далеко мне до мироощущения наших чиновников посольства, когда я ничего не вижу, кроме голубого-голубого неба, узорных шпилей Нотр-Дама и мутной воды Сены, когда слышу только собственное сердце и подсознательно остерегаюсь переходить улицы в произвольных направлениях. Счастье от солнца, которое заливает Париж, настолько неодолимо, что даже долгое отсутствие писем кажется мне зловещим только ночью и в дурную погоду.

Занятия идут, как если бы к ним приделали пропеллер, и количество моих знакомств среди лингвистов (да и прочих) таково, что, наверное, при нужде я мог бы всю неделю кормиться в гостях поочередно.

Хоть у меня и отнюдь нет фаталистического предчувствия большого падения после такого подъема, но все-таки есть даже что-то грустное в этом ощущении апогея жизни, этой почти уверенности, что дальше не может быть так же хорошо. Странное ощущение сидеть на парапете набережной против Лувра, залитом весенним солнцем, смотреть на мост, на воду, на Тюильрийский сад, на рыбаков, на бесконечные пары влюбленных и понимать, быть почти уверенным в том, что воспоминание об этом мгновении будет одним из лучших воспоминаний в жизни.

<…> А еще – я ужасно рад, что бог дал мне такие нереальные и романтические мозги и что пёстрая толпа на бульваре Сен-Жермен или, если угодно, некрасивая студентка-парижанка, уткнувшаяся в книжку на ступеньках набережной, мне куда дороже, чем десяток пальто, да и толстых книг – тоже.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии