Собственно, история оказалась проста, как ножка стула. Кук попался на проходной с кожаной сумочкой – вынес ее из цеха мне в подарок. А двум садистам в милицейской форме он показался идеальным кандидатом, на которого можно списать серию краж. Из Кука всю ночь выбивали признание, но только мы, безотцовщина, все отродясь упрямые, мы молчим, сжав зубы, и ругаемся. Может, если бы Кук просил пощады или кричал, он бы остался жив. А он, окровавленный, только ругался, и два отморозка, захмелев от крови и собственной безнаказанности, немного увлеклись. Опомнились лишь тогда, когда заметили, что Кук уже не матерится. Сложно продолжать ругаться, если перестаешь дышать.
Хоронили Кука в интернате. Старик забрал тело – ему не посмели отказать. Враз согнуло горе его плечи, молча кусали губы и сжимали кулаки «ничьи дети» – проклятый волчий выводок. Кук лежал черный, незнакомый. Никто ничего не говорил, даже Старик, только Ефимовна плакала, сморкаясь в платочек.
Он так спешил жить, увидеть мир, он смотрел на все широко открытыми ласковыми глазами – а теперь он лежит в тесном гробу и уже никогда ничего не увидит. Он словно знал, какой короткий век ему отмерен. И как же теперь?
Мы не плачем над Куком. Да ни над кем из нас никто не заплачет, мы словно сорняк, на нас и оглянуться некому.
Гроб ушел в яму, глухо ударили комья земли по крышке. Мы стоим, прибитые неожиданным горем: нахмурившись глядят младшие, каменно молчит Старик, старшие и «оседлые» склонили головы. Как же это? Вот так взяли и убили?
И что теперь?!
А ничего. Двух садистов просто уволили из «органов».
– …Вам пора уезжать. – Старик говорит тихо и твердо. – Уже идет прием документов, скоро экзамены. Вам пора.
– Да. – Рыжий уже что-то решил для себя. – Послезавтра мы уедем.
– Послезавтра. – Стас тоже за эти несколько дней стал другим. – Мы готовы.
– Ладно. Идите пока.
Мы втроем выходим в коридор, где нас ждет заплаканная Ирка. Ей еще два года учиться, Старик советует ей получить аттестат.
– Когда? – звучит вопрос, понятный всем.
– Послезавтра.
Мы молча идем во двор, потом по склону на наше место у реки. Садимся так, как всегда садились, и только место Кука пустует, и всегда теперь будет пустовать.
– Мы должны что-то сделать. – Рыжий смотрит на всех по очереди. – Они нам всем задолжали.
– Но не сейчас. – Стас сжимает кулаки. – Пусть уляжется шум, они забудут, а мы вернемся сюда на следующий год – вот на это самое место. И тогда решим, как получить должок. Согласны?
– Ты прав, – мне тяжело смириться с отсрочкой, но Стас более рассудительный. – Мы вернемся сюда через год.
Большой город – это вам не Березань. Здесь и людей больше, и дышится труднее. Мы ошарашенно стоим на перроне, перед нами новый мир, встретивший нас разноцветной толпой и гулким вокзалом.
– Пошли. Адрес есть, найдем. – Рыжий идет вперед, Стас берет меня за руку. Мне уютно, я не одна.
– Вот, Старик нарисовал план. Спускаемся на площадь, садимся на троллейбус и едем.
– Рыжий, мы видели план, но где площадь?
– Лиза, ты же знаешь, там будет танк.
Танк! Каждый порядочный город имеет танк, пушку и самолет. Значит, танк мы сейчас увидим, а пушку и самолет? Они должны быть, обязательно! Думаю, мы успеем все увидеть. А пока мы ничем не выделяемся из толпы. Мы одеты в модные джинсы, у нас спортивные сумки с нашими нехитрыми пожитками и документами. Деньги у Рыжего, он самый ответственный.
У меня еще есть небольшая сумочка – подарок Старика. Ту, что нес для меня Кук, не отдали – вещественное доказательство. Да пусть они ею подавятся, ублюдки! Ничего, через год мы взыщем должок с процентами, а пока пускай живут.
Медицинский институт мы нашли сразу, в ректорате нас уже ждали – Старик сдержал слово, он добился, чтобы к нам отнеслись должным образом. Не знаю, как ему это удалось, но наши документы остались у ректора, а мы в тот же день поселились в общежитии – в одном блоке.
Судьба была к нам благосклонна, вот только не все сумели воспользоваться ее благосклонностью.
7
– Так это и есть твоя подружка?
У него круглая бритая голова, неприятный взгляд из-под густых бровей, омерзительные мокрые губы, небритые щеки и жевательная часть черепа значительно больше той, где, по идее, должен помещаться мозг. Очень неприятный тип, весь словно грязный, хоть и одет в дорогой костюм. А погоняло у него – Деберц. О господи, и это с ним пришлось трахаться Ирке? Тогда ей и правда лучше умереть от отвращения. Этот тип такой мерзкий, что у меня от него мурашки по коже, как от какого-то жуткого насекомого. Стас рядом с ним выглядит Белоснежкой.
– Если у вас есть что сказать, говорите. – Я сейчас приведу тебя в чувство, ублюдок. – Я не глухая и вполне дееспособна. Так что вам от меня понадобилось?
– А, вот ты как. – Деберц откровенно рассматривает меня. – У госпожи докторши гонор! А знаешь ли ты, красавица, что я делаю с такими гонористыми?
– Мне чихать на ваши интимные воспоминания. Я спешу, так что давайте перейдем сразу к делу.
Он смотрит на меня тяжелым взглядом психопата. Что ж, парень, по тебе плачет палата в психушке, а еще лучше просто пристрелить тебя.