Прогулка заграницей

Во Флоренціи, у входа въ Уфици, вы наталкиваетесь на дв статуи — мужчины и женщины, лишенныя носовъ; побитыя, покрытыя толстымъ слоемъ грязи, он съ трудомъ напоминаютъ человческія существа, и тмъ не мене, фальшивая стыдливость нашего времена прикрыла ихъ наготу фиговымъ листикомъ. Но, войдя, вы попадаете въ небольшую, но всегда полную зрителей, галлерею, именно Трибуну, и тамъ вамъ прямо въ глаза бросается самая безстыдная, самая грубая и неприличная картина въ мір: Венера Тиціана, не имющая на себ ни повязки, ни листика. Дло совсмъ не въ томъ, что она нагая и лежитъ вытянувшись на лож; нтъ, неприличіе заключается въ положеній одной изъ ея рукъ. Какой бы поднялся крикъ, если бы я осмлился описать это положеніе; а между тмъ смотрть на нее, это ничего, это можно; лежать такъ Венера эта иметъ даже право, такъ какъ она произведеніе искусства, а искусство иметъ свои привилегіи. Я видлъ, какъ на нее украдкой кидали взгляды молодыя двушки; я видлъ молодыхъ мужчинъ, долго и пристально разсматривающихъ ее; я видлъ дряхлыхъ стариковъ, пришедшихъ въ трогательное восхищеніе отъ ея прелестей. Хотлось бы мн описать ее, хоть бы затмъ только, чтобы посмотрть, какое поднимется негодованіе и какъ станетъ меня обвинять въ сальности и грубости неразмышляющая посредственность. Вс какъ нельзя лучше согласны между собою въ томъ, что никакое описаніе соблазнительнаго не иметъ и сотой части той силы и наглядности, какъ одинъ взглядъ, брошенный собственными глазами, и все-таки каждый скоре согласится допустить, чтобы его сынъ или дочь шли смотрть на изображенное Тиціаномъ животное, нежели, чтобы они прочли простое описаніе этой картины. Не ясно ли, что люди вовсе не такъ послдовательны, какъ бы имъ слдовало быть.

Здсь не мало есть другихъ картинъ, тоже изображающихъ нагихъ женщинъ, которыя, я увренъ, тмъ не мене не возбуждаютъ дурныхъ инстинктовъ. Такихъ картинъ я не осуждаю. Я хочу установить только тотъ фактъ, что «Венера» Тиціана совсмъ не такого сорта картина. Нтъ сомннія, что она писана для какого-нибудь вертепа, куда не была принята, такъ какъ оказалась черезчуръ ужь выразительной. Да и правда, врядъ ли она окажется гд у мста, кром разв одной галлереи искусствъ. Въ Трибун помщаются дв «Венеры» кисти Тиціана; лица, видвшія ихъ, легко поймутъ, о которой изъ нихъ я говорилъ выше.

Во всякой европейской галлере найдется не мало самыхъ отталкивающихъ картинъ, изображающихъ потоки крови, рзню, разлетающіеся мозги, гніеніе — картинъ невыносимаго страданія, всевозможныхъ ужасовъ, написанныхъ съ мельчайшими деталями; подобныя же картины пишутся и въ наше время и выставляются передъ публикой безъ опасенія возбудить этимъ негодованіе: все это позволительно, такъ какъ это произведенія искусства. Но попробовалъ бы писатель подробно описать какую-нибудь изъ этихъ мерзостей, критика съ живого содрала бы съ него кожу! Ну, да что объ этомъ говорятъ, пусть будетъ такъ, искусство сохранило свои привилегіи, а литература утратила ихъ. Пусть кто хочетъ другой трудится надъ выясненіемъ всхъ этихъ «отчего» и «почему», я же не имю на это времени.

«Венера» Тиціана оскорбляетъ и унижаетъ Трибуну; фактъ не иметъ оправданія, но зато «Моисей», работа того же Тиціана, составляетъ ея славу. Простая искренность этого благороднаго произведенія привлекаетъ сердца постителей и вызываетъ восторгъ какъ ученыхъ, такъ и невждъ. Какое восхищеніе чувствуетъ зритель, утомленный легіонами противныхъ, толстыхъ и безсмысленныхъ ребятъ, которыми полны вс картины старинныхъ мастеровъ Италіи, очутившись передъ этимъ восхитительнымъ ребенкомъ и чувствуя въ себ трепетъ, лучше всего говорящій ему, что передъ нимъ великое твореніе. Да, это, дйствительно человческое дитя и при томъ настоящее, неподдльное. Вы уже тысячи разъ видли его, видли его именно такимъ, какимъ оно здсь изображено, и вы безусловно сознаете, что Тиціанъ дйствительно былъ мастеромъ. Глядя на кукольныя лица другихъ дтей, вы можете думать и то и другое, но при взгляд на «Моисея» для васъ становится совершенно яснымъ, что хотлъ выразить своею картиной художникъ. Самые строгіе критики единогласно говорятъ про нее: «Здсь не можетъ быть мста для сомнній, ясно, что это дитя находится въ затрудненіи».

По моему мннію, во всхъ произведеніяхъ старыхъ мастеровъ вы не найдете ни одного равнаго «Моисею»; и исключеніе я допускаю только для божественнаго сундука кисти Бассано. Я увренъ, что если бы вс произведенія старыхъ мастеровъ погибли и остались бы только два упомянутыя, то міръ только выигралъ бы отъ этого.

Единственною цлью моей поздки во Флоренцію было желаніе посмотрть на этого безсмертнаго «Моисея», и къ великому моему счастью, я попалъ какъ разъ во-время, такъ какъ состоялось уже ршеніе перенести эту картину въ другое мене доступное и лучше охраняемое помщеніе, ршеніе, вызванное усилившимися въ то время кражами въ большихъ галлереяхъ Европы.

Я нашелъ хорошаго художника, чтобы снять съ этой картины копію, а Паннемакеръ сдлалъ для меня съ нея гравюру.