Прогулка [СИ]

Маленького черного котенка хотела утопить соседка, несла в руке, а он выворачивался, истошно пища. Кире, которая шла из магазина, рассказала с раздраженной заботой, что вот, подкинули, видать, от чьей-то кошки, уже и глаза открылись, бегал по двору, орал, и куда его теперь, ведь собаки задерут, лучше уж сразу.

— Я возьму, — решительно сказала Кира, вытаскивая из крепкой руки живой комок, — спасибо, извините.

Это было три года тому, и в гостях была мама, поэтому Кире пришлось много чего выслушать. О том, что всех кошек не подберешь, и хватает одной, вон, ничего не желает есть, кроме консервов своих кошачьих. И кошки тебе дороже людей, ведь все равно сделаешь по-своему, так?

Кира тогда молча устроила котенку гнездо в картонной коробке. Напоила теплым молоком, и встала, вытирая руки и не отвечая на раздраженные вопросы матери. Ее она знала уже достаточно хорошо и внутри поднималось возмущение тем, что сейчас для матери важен был не котенок, а принцип, и если Кира склонит повинную голову, согласится, то Татьяна Алексеевна милостиво позволит оставить малыша, и вздыхая, примет в семью. Но иногда Кире ужасно надоедало блюсти ритуалы.

А еще, глядя, как, дергая усами, обнюхивает спящего котенка величавая Лисса-Кларисса, вдруг поежилась, испуганная незнамо откуда всплывшей фразой. А убить котенка, для меня?

Сейчас, трогая бархатный нос огромного черного кота, с шерстью шелковой, атласно-блестящей, поняла, тогда она автоматически смахнула эту фразу в тот самый накрепко запертый сундук прошлого, и оставила там. Значит, не так уж крепко он был заперт? Значит, время от времени Кира правила свою реальность, заделывая в ней дыры или стесывая наросты. Наверное, даже гордилась этим, сама не осознавая.

Вот они, дырки и наросты, с которыми ей теперь разбираться. Карандаши. Лицо женщины, мерцающее в сгущенном от марева морском воздухе. Убить котенка. Что там еще?

Если бы не дурацкая темнота, с тоской думала Кира, я бы занялась платьем, так хорошо, так прекрасно заниматься дивной женской работой, направленной в будущее.

Телефон погас, и больше не отвечал на нажатия кнопок. Кира взяла его в руку, и ведя пальцами другой по стене, медленно вернулась в комнату, стараясь по пути ничего не уронить. Хорошо бы просто лечь спать. Но глаза открывались широко, как желтые глаза Клавдия. И ничего не оставалось, кроме как снова улечься, повыше кладя под спиной подушку. И глядя в темноту, вспоминать дальше.

* * *

Зимние каникулы были в тот год никакими. Потому что в них не было Вадима, и впервые Кира с нетерпением ждала, когда кончатся. Они и кончились, и в школе все было так, как подсказывала ей уверенность сильной любви. Он не смотрел по-особому, никак не отличал ее от других девчонок, напротив, с удовольствием поддразнивал ярко влюбленную Хельку, и та на переменах горячим шепотом рассказывала подружкам, как цыпочка Вадзя ей кивнул, и как подмигнул, а еще усадил рядом, записывать комплексы упражнений в тетрадь. Девочки с завистью ахали, не сомневаясь в том, что перед глазами раскручивается роман, сладостный от запретности.

Ленка снова влюбилась, на этот раз в того самого Эдика с вечерины, виновато блестя карими глазами, быстро пересказывала Кире новости и убегала после уроков — он почти каждый день ждал ее на остановке, чтоб проводить в художку или домой. Однажды вместе с Эдиком появился Олег, тоже тот самый — высокий черноволосый, Кира его с трудом вспомнила, рассмеялась забывчивости, извинилась, что не идет домой, придумав себе в школе неотложных комсомольских дел. Тут же познакомила Олега с Хелькой, а та через неделю из-за него поссорилась с Олькой, и девочки ахали, выслушивая новые любовные приключения красавиц-сестер. Ветреные дни шли мерно, не торопясь, но и Кира не торопилась тоже. Пока не настал яркий день февраля, один из тех, что сдвигают прошлое в прошлое, одним махом расчищая место для будущего.

Это было февральское окно. Внезапно выпавший снег лежал, томясь в душном тепле яркого дня, наполненного сильным, почти горячим ветром. Сугробы оседали на глазах, пуская из-под ажурно протаявших подолов темные ручейки, а белые макушки дымились маревом испарений. Тепло перемешивалось с холодом, как мороженое с горячим кофе, так любила Кира, покупая пломбир и ложечкой выкладывая его в чашку с напитком.

День был настолько странным, что она обрадовалась Ленкиному свиданию. Забежала домой, бросив сумку, быстро съела кусок вареной колбасы с горбушкой. И вышла, жмурясь от полуденного, совершенно летнего, потому сказочного посреди февраля солнца. Села в автобус и уехала в старый парк.

Там было прекрасно. Белые горбы лежали среди стволов, а на открытых местах сверкали нестерпимо и сладко, как слежавшийся рафинад. Сирень острила толстые зеленые почки, на ветках голосили пролетные скворцы.