Прогулка [СИ]

Не проще ли толкнуть с балкона, пырнуть ножом, избить, вышвыривая на обочину, чтоб скатилась с обрыва? К чему такие изощренные сложности? Тоже мне… (королева?)

— Кира? — осторожный голос шел из-за новой двери, в номер люкс с измененной планировкой, — все в порядке, Кира? Я взял вина. А еда еще там, в кухне.

Какие полезные новые двери, восхитилась Кира, подаваясь вперед и прикрывая глаза на расписанном лице, ах, Олег, ну что ж ты такой, поспешливый. Спешный Пеший. Мне нужно совсем чуть-чуть…

— Ничего, если я пока поплаваю? А вы мне махните с балкона. Ладно?

— Очень хорошо. Махну.

Она снова откинулась обмякая, обнаженной спиной чувствуя неровности плюшевой обивки.

Он и пырнул. Не так, как перечислилось в голове, а совершенно в стиле творимого в белом доме персонального ада для любящей девочки.

В какую-то, не посчитанную, с испугом поняла Кира, ночь, она растерялась, не помня, сколько же их прошло — дней и ночей. Время растянулось и перемешалось, она то падала в тяжелый сон, то просыпалась, разбуженная деловитыми мужскими руками и громкими голосами. Смехом. Взглядами. Кажется, кроме троих, был кто-то еще. Были. Их лица сливались в одну гримасу, голоса — в один жужжащий голос. И однажды Кира перепугалась, что прошел уже месяц и начался другой. Неделя, которую нужно было перетерпеть, давно кончилась, утонула в грязных волнах, и где же Мичи? А как же мама, которая ждет открытки? Или звонка, мам, привет, я завтра уже буду.

Думать о доме и матери было совершенно невыносимо, казалось, мысли увидят Киру, рассмотрят ее — голую.

Она села на своем краю постели, оглядывая сонную темноту. Снизу пиликал приемник неспящего Жорика. Миша спал, повернувшись к ней толстым задом. Дышал в угол подушки, сглатывая и постанывая. Но у него она боялась спросить. И выйти на балкон, чтоб спросить у охранников, боялась тоже. Не могла.

У Лорки, в ее врачебной комнате с кушеткой, вспомнила Кира, там на столе лежат журналы и газеты, она все время листает что-то, когда курит.

Тихо встала и, мимо столика, заставленного тарелками с остатками разрезанной дыни и недопитыми стаканами, вышла в коридор, остановилась там, держась рукой за край арки. Из двери комнаты Лорки падал на линолеум яркий свет. И что-то слышалось оттуда, невнятное.

Я просто спрошу, думала Кира, переступая по линолеуму босыми ногами. Какое число. Не скажет и ладно. Но вдруг скажет.

Сердце колотилось, не от страха идти, а от ужаса о проскочившем времени. Которое — вдруг уже утекло, не остановишь и не вернешь.

Стоя в дверях, не сразу поняла, что видит. Потому что, как ни странно, не видела секса со стороны, отворачиваясь от насмешливо ясных отражений в створках зеркального шкафа.

Увидела сбитый белый халат, ногу в черном чулке, высоко поставленную на табурет. Свешенные белые волосы. Руки, что вцепились в край кушетки. И за обнаженным белым бедром стоял мужчина, блестел мерными бликами на буграх мышц. Руки его сгибались и разгибались, подтаскивая к себе Лорку и отталкивая снова.

Не понимая еще, что тут, Кира сказала о другом, потрясенно и одновременно с огромной радостью:

— Мичи?

Мерное движение прекратилось. Из свешенных волос показалось женское лицо, покрасневшее, с открытым ртом.

— А-а-а, — монотонно завела Лорка, сама подаваясь к мужским рукам, — а-а-а!

Голос повышался, становясь визгливым. А Мичи, поворачивая к Кире лицо, вдруг улыбнулся. Притянул женскую задницу к своему животу, продолжая мерное движение.

Киру качнуло. Голова дернулась, будто улыбка была затрещиной, ударом в лицо. Она еле успела шагнуть назад, удерживая себя от падения. Отвернулась и быстро пошла, опуская лицо, перебирала ногами, мельча, чтоб не упасть тут, в ночном коридоре. Вбежала в арку, ударившись коленом о столик, продралась мимо насмешливой мебели, кажется, что-то по пути уронив, к постели, и села, по-прежнему с опущенной головой, в которой все взрывалось, стреляло, вертелось и орало, дико хохоча.

Время шло и шло, казалось, сто лет проползли, а может быть, всего пара минут. Кира, наконец, сумела поднять голову. Замерла, отчаянно прислушиваясь. Дура. Полная дура. Конечно, показалось. Там что-то совсем другое. Сейчас он войдет. Тихо-тихо. Нет, почему тихо. Он войдет громко, включит свет. И заберет ее. Неделя кончилась. Никто никому ничего…

А может, ей вообще все показалось, и комната была пуста? Кира отчаянно захотела, чтоб нет. Потому что не могла снова встать и пойти туда. Чтобы вдруг снова увидеть. И обычный страх тут был тоже. Заметят охранники. Или Миша.

Но вот в коридоре послышались шаги. И голос, его — такой родной. Такой совершенно знакомый. Проговорил что-то веселое, смеясь, как смеялся, когда говорил с Кирой тут, в спальне. А потом…

— Бывай, Лоричек. Мише мои приветы.

— К своей не зайдешь, что ли?

— Дела-делишки. До встречи, солнышко.

Шаги прозвучали мимо, громкие, ясные. И пересыпались по лестнице.

Он всегда так, тупо думала Кира, вздрагивая от каждого шага. Бегом по ступеням. Всегда. И сейчас тоже.