– Договорился встретиться завтра, – объяснил я Полине, закончив разговор, хотя она и сама все слышала. Мы еще немного выпили и легли спать, уверенные, что теперь все будет хорошо, события у нас под контролем, значит, мы сможем ими управлять. Но оказалось, что это мы под контролем у событий, и они управляют нами.
С Алевтиной я встретился утром, в одиннадцать. Она позвонила на мой мобильный. Сначала я удивился, откуда она узнала мой номер, потом сообразил, что вчера ей сам звонил, и мой номер у нее зафиксировался. У нас состоялся в точности такой разговор, какой происходил в Полинином видении. Алевтина, напуганная, подавленная, сообщила, что приходил следователь, что ее подозревают в убийстве мужа. Я сразу поехал к ней в магазин и, раз уж все детали сходились, решил следовать сценарию видения – позвонить Битову. И тут все сошлось до последней мелочи: Битов, раскритиковав мою версию о бывшем пациенте, обещал договориться с регистратурой клиники о списке, через полчаса перезвонил и сказал, что все путем, завтра к вечеру я могу туда подъехать. Антураж и декорации тоже полностью соответствовали картине повторений: жаркий день, скамейка, на которой я ждал звонка Битова, чтобы не мозолить глаза Алевтининым коллегам, белая собачка, пробегающая мимо на трех лапах, курящий на крыльце Толик с развязанным шнурком. Как и было предсказано, собачка с Толиком на меня окрысились, потом тайно-явный Алевтинин воздыхатель затушил окурок о стену и вошел в магазин. Я сообщил Алевтине радостные, в общем-то, новости: Битов обещал помочь, расследование идет полным ходом, значит, скоро мне удастся найти настоящего убийцу и тем самым освободить ее от беспочвенных обвинений.
Совпало все. Потому, когда вечером на мейл агентства пришел из регистратуры список бывших пациентов Сотникова, я совсем не удивился – к этому был готов. Как и к тому, что список окажется странно коротким, что я увижу там фамилию Бориса и не увижу фамилии Стаса, а значит, своей собственной. И вот тут наконец я решил взбунтоваться, перестать идти на поводу у повторений, а наоборот, подчинить их себе, последовать нашему с Полиной плану: наблюдать и анализировать. И сразу заметил подвох. Во-первых, список не мог по принципу оказаться таким коротким. Значит, его специально сократили, чтобы облегчить мне работу – сразу натолкнуть на фамилию Бориса. Во-вторых, никакая регистратура никакой клиники никогда не послала бы никакой список. Делать им нечего! В лучшем случае они бы вообще его подготовили, но не раньше обговоренного завтрашнего вечера. Тот, кто его прислал, хотел предотвратить мое появление в клинике, ему не нужно было, чтобы я увидел настоящий список. И, в-третьих, наводят на размышления и комментарии, прилагающиеся к фамилиям пациентов: дата поступления, время пребывания в клинике, краткая история болезни, состояние здоровья на момент выписки и так далее. Не стали бы в регистратуре этого делать. Вывод напрашивался сам собой: список фальшивый, а нам в агентство его послали с единственной целью – подставить Бориса. Получив такой список, я должен был сразу обратить внимание на его фамилию, узнать, что из реабилитационного центра он прямиком отправился в психиатрическую больницу. Следовательно, случай Бориса – та самая искомая врачебная ошибка, значит, он и есть убийца Сотникова. Мне остается лишь встретиться с его лечащим врачом, узнать подробности, сделать соответствующие выводы и представить их следователю. Ничего этого делать я не буду… Хотя нет, с врачом Бориса Стотланда, который по совместительству отец Алевтины, встретиться стоит. В этом месте от сценария отходить нельзя.
В психиатрическую больницу я поехал утром, но рассчитал так, чтобы попасть к концу обхода. Не столько из-за того, чтобы не тратить зря время, сколько для того, чтобы хоть немного обойти повторения, почувствовать себя хозяином положения. Жалкая уловка и, в сущности, совершенно бессмысленная. Потому что в остальном наша встреча повторилась до мелочей. Психиатр Мишарин Евгений Павлович знал, что его дочь наняла частного детектива, легко пошел на контакт, с готовностью согласился рассказать все, что он знает о болезни Бориса и о последствиях лечения от алкоголизма по методике Сотникова, о его странных приступах и рассказах о будущем. Все это я уже знал. Но поразило меня другое. Мишарин принял меня за Стаса и на вопрос, могла ли методика Сотникова вызвать болезнь Бориса, ответил точно так, как увидела это Полина:
– Ну, в таком случае все его пациенты оказались бы у нас. Да что там далеко ходить, вы, например.
Я был потрясен, совершенно, как Стас в видении Полины. А Мишарин, видя мое потрясение и желая успокоить, добил:
– Вы мало, что помните. Последним этапом методики лечения является так называемая «затирка» следов. Пациент не помнит ничего о сеансах и мало что – о своем пребывании в клинике. Так, только какие-то обрывочные воспоминания. Все это делается для того, чтобы «стереть» стресс, который пациент пережил во время сеансов.