— Не в повреждениях дело. Точнее — не только в них. В тысяча восемьсот девяностых годах член совета Полоцкого церковного братства некто Дубровский сделал описание креста. Он отметил, что из двадцати эмальных иконок отсутствует одна, а пять других повреждены. В тысяча девятьсот двадцать девятом году три изображения святых уже выломаны, а тринадцать — испорчены. Из всех драгоценных камней уцелели два, фактически — полудрагоценных, те, за которые что-то можно выручить, выдраны и похищены. Одна рака пустует. В таком состоянии крест можно забрать прямо сегодня: в марте тридцатого он ещё экспонировался в Могилёвском музее под минимальной охраной, для вас его стащить — несложно. В конце весны его переместили в закрытый сейф, потому что верующие начали наведываться к витрине, чтоб помолиться кресту как иконе или святым мощам. Но он совсем не соответствует копии, от былого великолепия сохранился лишь жемчуг.
Генрих отпустил непечатное словцо, поблагодарив Алеся за то, что считает российских военных, пусть — отставных, квалифицированными музейными грабителями.
— Чо, выходит, если нам спускаться в конец XIX века, то всё равно придётся портить подменный крест? Без всякой гарантии, что получится похоже, и подмену не просекут. Как в том анекдоте — фигня получается, товарищ Чапаев, а тот возражает: сам понимаю, что фигня, но Фурманов утверждает, что ножницы.
— В приличном виде он, выходит, был в руках мастера Бокши, изготовившего крест для Ефросиньи, и неизвестного нам реставратора, чинившего его для Ивана Грозного. Понимаю — чувство долга, приказ, контракт… Но вписаться нам с Генрихом в Московию XVI века ещё сложнее, чем в Литву следующего.
— Разве что прикинуться шведскими иноземцами, — откликнулся напарник. — Как в «Иване Васильевиче»: Кемска волость, я-я, Кемска волость. Но шведский язык не выучу до конца контракта. Без вариантов.
— В XII веке, в Полоцком княжестве, нам ничуть не проще. По крутости нравов, подозреваю, Полоцкая Русь ничем не уступает Московской. Язык вообще непонятный, это же на пять веков раньше нашего вояжа. Но если партия прикажет… — обречённо начал Глеб, не договорив.
— Не прикажет, — мягко возразил Алесь. — Во-первых, профессор считает, что чем глубже в историю, тем сильнее «эффект бабочки». Соответственно, Мироздание примется вмешиваться куда интенсивнее. Во-вторых, только не надо ухмыляться, изъятие креста до Первой мировой войны, я почти уверен, повлечёт парадоксы и ту же реакцию. Можете верить в Бога, в сверхъестественные силы или, наоборот, пребывать в неверии, объективно православные святыни обладают особыми свойствами. Тем более — намоленные, их энергетика ощутима и без приборов. Соответственно, влияют на поступки людей и ход событий. Так что с высокой степенью вероятности предполагаю, вам просто не удастся осуществить подмену. Мы вынуждены действовать непосредственно перед тем, как крест исчез из доступа и перестал на что-либо воздействовать. Причём спрятавшие его должны быть уверены, что в их руках — подлинник. После сорок первого о него столько копий сломано, что изменить ход поисков неверием в происхождение реликвии — снова парадоксы. Эх… какая тема для докторской диссертации! Но мне не дадут её даже представить на защиту.
— Тогда… Третьим будешь? — усмехнулся Генрих. — Своими глазами посмотришь на «предмет научного исследования».
— Дорого. Да я и по психофизическим характеристикам не подхожу. Проще говоря, трушу и теряюсь в сложной ситуации, — признался Алесь. — Моя доля — ждать вас на берегу. Хотя, какое ждать, вы закрыли глаза и тотчас открыли. У вас месяцы прошли, здесь — неощутимый миг. Поэтому верится с трудом.
Наверно, следовало устроить мозговой штурм, но вот только пригласить к участию в штурме — некого. Та же проклятая секретность.
Правда, некоторую завесу над проектом приоткрыли в поисках спонсора. Как легко догадаться — Белорусского экзархата Русской православной церкви.
— «Крест в истории был символом белорусской святости и государственности, потому что создавался он как орудие объединения славянских племен. Этот крест должен был, по идее преподобной Евфросинии, объединить враждовавшие, подчас родственные племена. Так что это — символ победы добра над злом, символ единства, ибо победа добра над злом есть результат единства сил добра», — прочитал по бумажке Осокин во время очередного рандеву с темпонавтами. — Эти слова принадлежат владыке Филарету, нынешний патриарх всецело поддерживает. Если добудем Крест Ефросиньи Полоцкой, РПЦ оплатит расходы. Наши выкатили условие: он должен остаться в Полоцке и не покидать Софийский собор даже краткосрочно, находясь под постоянной охраной МВД РБ. В общем, крест получат и белорусы, и РПЦ. Как итог, в прибыли все православные.
— Россияне согласились? — не поверил Глеб.