Воодушевленный успехом, Глеб доложил в ряд третий пищевой контейнер, снова показал два пальца и помотал головой из стороны в сторону. Шептун повторил это же упражнение с помощью камней, но в конце еще добавил сверх требуемого: он полностью развернул трехпалую кисть и сделал утвердительный кивок круглой головой.
«Сам ты животное, сам ты обезьяна», – обругал себя Глеб, впрочем, злость его была напускной. Наоборот, все складывалось очень даже неплохо. Теперь, когда у них в общем знаменателе числились и начальная арифметика, и жесты, обозначавшие «да» и «нет», можно было переходить к вопросам посложнее. Бескрайний графический планшет из песка находился в полном их распоряжении, и Глеб, не теряя времени и бдительности, начал чертить на нем пальцем…
Оказалось, что Шептуну были известны и правило золотого сечения, и число пи. Благодаря последней константе Глеб выяснил, что их цивилизация использует троичную систему счисления. Троичный ноль в ней обозначался точкой, троичный плюс – наклонной снизу вверх, а троичный минус – наклонной чертой сверху вниз. По правде, Глеб не был большим специалистом в этих сферах и из истории смутно припоминал, что троичная логика имела когда-то серьезный потенциал для создания на ней систем искусственного интеллекта и квантовых компьютеров. Но почему-то сотни лет назад на Земле окончательно и бесповоротно победил двоичный код. А сами люди за это время уже и привычную им десятичную систему стали забывать, ведь зачем считать в уме и запоминать данные, когда любые информатории и вычислители находятся в постоянном доступе.
Постепенно контактеры приближались к главному – ответам на вопросы: кто ты? откуда? и как давно здесь? Глеб нарисовал на песке Солнечную систему, где третью планету от звезды обвел квадратиком. Шептун в ответ начертил планету в системе двойной звезды. Счет по рисункам был один-один, точнее ноль-ноль, так как к пониманию местоположения чужих миров они не приблизили ни того ни другого. Глеб не стал опускать руки и схематично изобразил Млечный Путь. Шептун рядом нарисовал его близнеца – такую же спиральную галактику. Глеб все еще не сдавался и написал галактические координаты Земли. Шептун взглянул на абракадабру землянина и отрицательно помотал головой.
Бодро начавшийся контакт, по всей видимости, заходил в тупик. Но тут инициативу на себя взял чужак. Он отошел подальше и начертил на песке здоровенный круг, больше своего роста. Потом он положение этого круга отметил крестиком на одном из рукавов в рисунке своей галактики. Глеб не сразу, но понял, что речь идет о некой звезде-сверхгиганте, видимо, самом крупном объекте в исследованных их цивилизацией секторах космоса. Идея Шептуна привязаться к очень большому ориентиру была, в общем-то, здравой, но вот только счет известных землянам сверхгигантов уже шел на сотни. И, к стыду своему, Глеб не помнил в точности параметры массы и светимости даже крупнейших из этих суперзвезд, а ударять в грязь лицом перед инопланетным коллегой не очень-то хотелось. Теперь черед мотать головой наступил у землянина.
Глеб уже догадался, что видит перед собой пилота из ромбовидного корабля и что это схематическое изображение их биологического вида нанесено там на наглухо задраенную перегородку. И как никогда ранее, он ощутил всю беспомощность человека, когда у того нет под рукой компьютеров, голографических навигационных карт и роботов-помощников.
А космос, с его непостижимыми, чудовищными, нечеловеческими пространствами, равнодушно взирал на двух носителей разума, копошащихся в песках всеми забытой планеты. Глеб чувствовал спиной этот холодный, пустой, растворяющий в себе без остатка взгляд. Что же чувствовал сейчас Шептун, было известно только тому же космосу.
Разговоры и разносолы
Контакт, даже такой половинчатый, оказался делом выматывающим, и Глебу нужно было подкрепиться. В его рюкзаке, кроме контейнеров с нормальной едой, имелись два тюбика с пищевым концентратом в виде геля, перенасыщенного жирами и углеводами до состояния калорийной бомбы. Глеб берег этот неприкосновенный запас на крайний случай, и вовсе не из-за вкусовых качеств: ими-то гель как раз не отличался. Нет, пищевой концентрат служил средством для выживания. Когда ты был обессилен или ранен, когда не мог не то что приготовить, а разжевать пищу, то пара глотков этой смеси возвращали и силы, и желание жить, и способность за свою жизнь бороться.