Проданный смех

Я приблизилась к лошади светлой масти и протянула ей руку. Лошадиная морда мягко ткнулась нежными ноздрями мне в ладонь и едва слышно фыркнула, дунув теплым воздухом. Я потрепала ее по холке, заглядывая в умные черные глаза с длинными ресницами. Никогда не думала, что у лошадей такие ресницы. Хотя на мои мысли накладывает отпечатки город, в котором я живу. Там не станешь задумываться о кустах с желтыми цветочками и лошадиных глазах.

– Москва, – сказал конюх.

– Что? – удивилась я. Надо же, как он прочитал мои мысли.

– Москва, говорю. Зовут так. Одна из наших лучших лошадей. Вон там, черный, это Саратов, производитель. А вон те два жеребенка возле березы – Маркс с Энгельсом.

Я фыркнула. Лошадь фыркнула в ответ.

– Вы всех лошадей называете как города?

– Да, – улыбнулся конюх. На вид ему было от силы лет двадцать. Мальчишка еще.

– Традиция такая, не знаю, откуда пошла. В основном, конечно, саратовские города берем, в смысле, Саратовской области, но есть и российские, даже американские. У нас есть граф Татищев, Вашингтон, Бостон, Балашиха, Ртищев, кто еще?.. Самара есть. А Питера недавно украли, – с неожиданной злостью в голосе добавил он. – Сволочи. Нашел бы, в землю зарыл. Такой конь был! Умница редкостный, с характером. И как украли-то? В ночное лошадей погнали. Вроде бы сначала десять было, пригоняем – девять. Питера нет. Когда успели? В лесу разве, темно же было…

Я неожиданно замерла. Украли коня? Где машина не проедет, поезд не пройдет, там конь пробежит…

– Не три дня назад, случайно?

– Точно, – подтвердил парень. – А вы слыхали? Вы вообще из местных?

– Нет, – покачала я головой. – Я из Москвы.

Лошадь ткнулась мне в плечо мордой, словно говоря, что чувствует наше с ней родство.

– А-а. А я отсюда, из Поливановки. Миша.

– Маша.

Мы рассмеялись. Но Миша тут же погрустнел и снова заговорил о пропаже:

– Точно знаю, что к незнакомцу он просто так не подойдет. Можно, конечно, подманить, но… Понимаете, я просто знаю, что плохого человека он не подпустит. Чувствовал конь, злой человек или хороший. А те, кто его украл, однозначно хорошими не были. Суки! Извините еще раз.

Вскоре мы попрощались, и я отправилась на дачу Зорина. Итак, теперь я знала, кого искать. Поскольку к делу подключена милиция, то не грех воспользоваться связями Родиона, который в органах имеет много знакомых. Нужно разослать ориентировку на розыск молодой девушки, возможно, скачущей на черном коне. Джипы на месте, велосипеды не тронуты, на попутке, по словам подруги, Заречная не поедет даже под страхом смертной казни, что еще остается? Конь. Тем более рядом конезавод. Конечно, будь на месте Заречной другой человек – более приземленный, более «нормальный», скажем так, – версия казалась бы нелепой. Но в данном случае принять ее было можно…

Вот только в каких целях использовали коня? Опять всплыл в памяти долбаный «рецепт» с его конским копытом в качестве ингредиента, но тут не то. Если можно объяснить вещь просто и логично, надо так и делать. Конь, скорее всего, помог Заречной умчаться отсюда. Правда, куда и зачем?..

Скоростное шоссе «пятьдесят два» на Пензу было абсолютно пустым. Изредка пролетали иномарки с неоновыми подвесками под днищем автомобиля, водители которых явно насмотрелись «Форсажа» и теперь устраивали ночные гонки, пользуясь тем, что здесь разрешены высокие скорости. Последним лихачом, отметившимся на радаре сотрудников ГАИ, стоявших в придорожных кустах, был ярко-красный «Феррари», пронесшийся мимо со скоростью примерно сто девяносто километров в час. Вслед за этим наступила тишина. Где-то в степи стрекотали сверчки, изредка кричали птицы, но в общем над гудроновой дорогой висел лишь безмолвный звездный покой.

– Кофе остался? – ежась от сырого воздуха, спросил старший лейтенант, кидая взгляд на часы.

Его напарник потряс термос, в котором звучно булькнула жидкость.

– Есть немного. Налить?

– Ага.

Салон казенной «десятки» наполнился запахом кофе. Остывший, он горчил, но тем не менее бодрил и помогал справиться с дремотой.

– Через полтора часа рассвет, – несколько минут спустя заметил напарник. – Сегодня он в двадцать шесть минут пятого. Вчера был на две минуты раньше.

– Ага, – старший лейтенант не отличался разговорчивостью.

– Я подремлю, – наконец сказал он, откидывая спинку кресла назад. – Разбуди, если вдруг что появится.

Парень поплотнее завернулся в куртку, которую брал с собой на дежурства, и вскоре захрапел. Прошло минут тридцать, прежде чем в тишине послышался цокот копыт.

– Лошадь? – встрепенулся напарник, молодой лейтенантик, едва окончивший стажировку. – Дмитрич, лошадь!