Продается дом с дедушкой

– Давай ты тоже будешь играть! – предложил Сашка Игорю, тренькая на гитаре. Да, у него была тогда своя, личная гитара – неимоверная роскошь!

– Не, я не хочу. Что я дурак – кривляться?

– Дурак, – засмеялся Сашка. – У тебя по физике трояк выходит? А примешь участие в школьной самодеятельности – завуч тебе четверку поставит. За активное, так сказать, участие в жизни школы.

И Игорь согласился, в обмен на гитару – Сашка учил его блатным аккордам, но у Игоря ничего не получалось. Руки кривые, пальцы кривые…

Игорь попросил у Сашки роль. И какая роль ему досталась? Кто бы сомневался – конечно, Осла. Игорь ходил обиженный и злой. На Сашку. Комаровский хохотал и говорил, что сам бы с удовольствием сыграл Осла. Изображал, как ходит Осел, как танцует, как кричит «и-а». Ленка Купленова хохотала и покорно шла целоваться в закуток, за декорациями. Игорь тоже кричал «и-а», но у него не получалось так, как у Сашки. И Ленка не смеялась. Зато гоготал Комаровский и говорил, что все просто отлично!

Сашка всегда смеялся. Если не смеялся, то улыбался во весь рот. Игорь, у которого зубы были кривые, длинные, как у кролика, с неправильным прикусом, выдающиеся вперед, привык корчить гримасу.

После смерти матери Игорь ходил по квартире и видел ее по-новому. Занавеску на кухне мама вязала сама, крючком. Она ее очень любила. Рассказывала, что нитки ей отдала соседка, ей они были не нужны, а нитки оказались хорошими, прочными, такие и не достать, не купить. Редкие нитки – толще, чем ирис, прочнее. И не белые, и даже не бежевые, а вроде как серые, но не серые.

Мать вязала, пока ходила беременная Игорем. Тогда пол младенца не умели определять. И по приметам выходило, что точно будет мальчик и точно так же определенно – девочка. Живот у будущей матери то шел огурцом вперед, что однозначно говорило о мальчике, то вдруг расплывался по талии – девочка, значит. Еще одна примета тоже не давала стопроцентного результата. Беременная должна была сесть на пол, а потом встать, опершись на правую или левую руку. А мать взяла и оперлась сразу на две – так ей было легче подняться, встав сначала на карачки. Отчаявшись определить пол, она не стала вязать пинетки, распашонки, а сосредоточилась на занавеске. По низу шли узоры – цветы, листья. Мама говорила, что никак не могла угадать с длиной и все время распускала. Но отчего-то распускала не верх простой вязки, а низ – с узорами, которые вывязывала долго, высчитывая петли. И только довязав наконец до нужной длины, догадалась, что можно было не жалеть верх.

Занавеску она стирала редко, боясь повредить нить. Но и заменить на что-то простое, легкостирающееся, убрать дорогую ее сердцу вещь подальше в шкаф она не хотела. Занавеска была напоминанием о самом счастливом времени в ее жизни.

Из тех же времен осталась еще подушка – большая, пуховая, огромного размера, мать сшила наволочку сама, а пух собрала из двух маленьких подушек. На этой огромной подушке, по рассказам матери, Игорь засыпал сразу, а в кроватке – хныкал. На подушке же он ел и любил лежать, отчего начал переворачиваться на живот с большой задержкой. Да и на животе он не любил лежать – мать выкладывала, но Игорь плакал и успокаивался, только оказавшись на своей подушке.

Пух со временем полез из наволочки, и мать сшила еще одну, верхнюю. От стирок и просушек подушка немного уменьшилась в размерах и пух пошел комками. Но мама ее трепетно хранила, не позволяя пользоваться.

Игорь открыл шкаф – два платья, водолазка в катышках. Мать ему всегда казалась некрасивой. Он ее стеснялся. И ненавидел за нищету, за стойкую привычку к нищете, которую мама и не замечала и из которой так хотел вырваться он, но так и не смог. Сколько он себя помнил, они всегда экономили. И всегда не хватало денег. Ни на что.

Игорь рано начал завидовать. Не новому велосипеду соседского мальчика, а новым штанам Сашки, его новому пиджаку. Одежде. И не понимал, почему у Комаровского есть новая куртка, а у него нет. Сашка живет в рабочем районе, в однушке – откуда у него куртка? Не положена ему куртка. По статусу не положена. А ему, Игорю, она просто необходима. Но нет. Комаровский форсит в обновке, а Игорь подкатывает ставшие короткими рукава.

На выпускной в школе мать купила ему костюм, который считала шикарным. В нем же, как планировалось, Игорь должен был поступать и в институт. Костюм взяли с запасом, на вырост. На выпускном Игорю было стыдно – рукава слишком длинные, брюки волочатся. Он был похож на оборванца, которому перепала вещь с чужого плеча.