Завернув лед в салфетки, я касалась опухшей кожи под глазами, стараясь уменьшить отек.
— Было замечательно.
— Ммм… — Порой в общении с клиентами глубокомысленное мычание — это все, что требуется.
— Где вы работаете? — строго проверила женщина, все еще всхлипывая. Чувствуется, что ей хочется поделиться своей бедой, но не с человеком, который потом распустит слухи.
Я называю свой городок, и лицо женщины расцветает.
— Муж и раньше был не без греха, но чтобы посадить свою… девицу за соседний стол, это… это же неприлично! Все знакомые понимают, что происходит, смотрят на меня с сочувствием и пренебрежением… — Женщина вывалила на меня весь груз своих печалей.
— Если вы хорошенько высморкаетесь, голос не будет гнусавым.
Женщина послушалась и сразу же вернулась к рассказу о любовницах мужа.
Пока я приводила в порядок ее лицо, пользуясь тем малым что у нас было на двоих, узнала всю подноготную их брака. Долгого и счастливого, если, конечно, не считать «грехи» мужа, которым не было счета. Пока жена мирилась с этим, все шло отлично, но публичное появление последней (и очень молодой) любовницы поставило под угрозу практикуемую ею политику невмешательства.
Напоследок я подправила ее прическу, чтобы начесанные локоны немного прикрывали лицо.
— Когда вернетесь за стол, чихните пару раз и пожалуйтесь на освежитель воздуха в туалете. Это объяснит покрасневшие глаза и лицо. И улыбайтесь. Пока не решите, что делать дальше, улыбайтесь. В школе я позволила одноклассникам пробить мою броню и до сих пор восстанавливаюсь. Держите броню!
Женщина благодарно улыбнулась и пожала мою руку.
— Это я должна давать вам советы, а не вы мне! Но спасибо. Постараюсь улыбаться. А вам счастливого возвращения домой… можно узнать ваше имя?
— Аля Гончарова.
— Счастливого возвращения, Аля!
— И вам.
— Меня зовут Тамара Воинова. Навряд ли мы с вами снова встретимся, но запомните мое имя на всякий случай, мало ли что. Если когда-нибудь понадобится помощь…
Женщина замолчала, вовремя вспомнив, что поделилась со мной секретами в строго анонимном порядке.
— Вам не о чем беспокоиться, — заверила я.
Когда я вернулась в зал, Королева-отца не было на месте. Видимо вливает в Никиту кофе через воронку. Старательно не замечая Егора, я взяла с подноса официанта десерт. Торт.
С шоколадным и ванильным кремом. Ломая шоколадную корку ложечкой, я сглотнула слюну.
— Я на женщин так не смотрю, как ты смотришь на торт! — рассмеялся Егор, но я не обращаю внимания. Беру холодный шоколад в рот, и в ту же секунду удовольствие выстреливает в мою кровь, огненными молниями разбегается по телу.
— Хочешь, съешь и мой десерт, — предлагает Егор, подвигая тарелку и садясь рядом со мной. — Ты смотришь в тарелку, потому что обиделась, или накладные ресницы слишком тяжелые?
— У меня свои ресницы! — не выдерживаю, и Егор довольно смеется.
— Наконец-то хоть какая-то реакция. Аллилуйя!
— Отстань от меня! Вон, смотри, какой лот, картина с квадратиками.
— Она называется «Любовь к живому».
— Шутишь?
— Нет.
Приглядываюсь к огромному полотну, но хоть убей, не вижу на ней ничего, кроме фиолетовых квадратов.
— Вот и купи ее, а от меня отстань.
Егор бросает ленивый взгляд на сцену и пожимает плечами.
Я слежу за матерью Никиты. Она затягивает на плечах дорогую накидку, пухлые пальцы теребят бриллианты на шее. Она ощутимо взволнована и наконец не выдерживает и направляется в сторону бара. Пусть госпожа Королева подействует на сына, а я подожду.
Проходя мимо нашего столика, она бросает на меня умоляющий взгляд, и я киваю в ответ.
Если они скоро не вернутся, то я отправлюсь на помощь, хотя и понятия не имею, что смогу сделать.
— Ты раньше бывала на аукционах? — Егор изображает светскую беседу. После нашей стычки он изменился, потеплел, что ли. Но это не значит, что я собираюсь с ним болтать, не после его злобных выпадов. — Аль!? Бывала?
— Угу, — мычу неосознанно, следя за матерью Никиты.
— На каких? Благотворительных?
— Угу.
— А сегодня будешь участвовать в торгах?
— Угу.
В раскрытых двойных дверях вижу, как мать Никиты всплескивает руками и что-то возбужденно говорит. Наверное, мне следует присоединиться, но ноги не хотят подчиняться. Мне, как и Егору, очень хорошо без Никиты.
— Потратишь миллионы?
— Угу.
— Или триллионы?
— Угу.
Мать Никиты хватается за косяк, обнимает себя свободной рукой. Неужели Никита не понимает, какой вред причиняет пожилым родителям?
— Какой лот тебя заинтересовал?
— Угу.
— Мне он тоже понравился. Красивая вещь.
— Угу.
— А мне еще нравится лот 44. Бутерброд с колбасой и сыром, вещь исторической ценности.
— Угу.
Я полуосознанно слышу, что Егор порет чушь, но мне не до него. Мать Никиты хватается за голову, горестно качает ею из стороны в сторону, и эта немая сцена магнитом притягивает мой взгляд. Я вляпалась в центр семейного горя. Проблемы с бизнесом, стареющий больной отец, никчемный сын и страдающая мать.
— Я недавно женился.
— Угу.
— Очень пышная свадьба была. Семьсот гостей.
— Угу.
— Нет, не семьсот. Тысяча семьсот.
— Угу.
— Жена красавица.
— Угу.
— Она жираф.
— Угу.
— Спит на дереве.
— Угу.