Проблеск истины

Наши змеи были либо глупыми и трусливыми, либо хитрыми и опасными. Я старательно делал вид, что охочусь на последних, но мои потуги никого не могли обмануть, кроме мисс Мэри. Одна кобра удостоилась особого внимания потому, что плюнула ядом в Джи-Си; ее — то мы и ходили проведать сегодня утром. Обнаружив, что нора пуста, я высказал предположение, что эта кобра — прабабушка нашего Тони, поэтому ее не следует обижать. Нгуи моя идея пришлась по душе: известно, что масаи ведут свой род от кобры. В развитие темы я заметил, что известная ему девушка из масайской маньятты — высокая, красивая и гибкая — обладает явным фамильным сходством со змеей. Пока Нгуи с жутковатым весельем размышлял о возможных предках своей возлюбленной, я задал ему вопрос: не оттого ли у масайских женщин ладони и некоторые иные части тела постоянно холодны, что в их жилах течет змеиная кровь? Сперва он в этом усомнился, заявив, что масаи холодноруки, ибо такова их природа; позже, когда мы возвращались в лагерь, по периметру которого застыли желто — зеленые кроны деревьев, словно вычеканенные на коричневом морщинистом фоне снегоносной вершины, он сказал, что в моей теории есть разумное зерно. У итальянок, заметил Нгуи, ладони или горячие, или холодные, и меняются очень быстро: то морозят, как ледышка, то обжигают, как горячий источник, а другие части тела вообще кипяток. В любви, однако, они ничем не лучше масайских женщин. Может, у масаи и вправду змеиная кровь? В следующий раз, когда убьем какую-нибудь змею, предложил я, надо будет потрогать ее кровь, чтобы убедиться на деле. Мне до сих пор не доводилось трогать змеиную кровь, так как змеи внушали мне отвращение, и Нгуи был со мной солидарен. Во имя истины, однако, мы решили, что при первом же удобном случае потрогаем кровь змеи и попытаемся склонить к этому других, чтобы заручиться показаниями независимых свидетелей. Подобные антропологические изыскания мы проводили чуть не на каждой прогулке; и сейчас, продвигаясь от частного к общему, постигая отвлеченные закономерности на примере мелких повседневных вопросов, мы одновременно приближались к лагерю, и под деревьями, горящими изумрудным огнем в лучах утреннего солнца, уже показались палатки егерей, и серые дымы костров, и сидящий в тени у огня Джи-Си с книжкой в одной руке и с бутылкой пива в другой.

Я отдал Нгуи винтовку, которую он положил на плечо рядом со своим стареньким ружьем, и направился к костру.

— Доброе утро, генерал! — приветствовал Джи-Си. — Что-то ты рано поднялся.

— Мы, охотники, всегда так, — ответил я. — Включаем голову, играем в открытую и крепко стоим на ногах, как бы ни легла карта.

— Я и гляжу, всю карту истоптали. Пиво будешь?

Он виртуозно наполнил стакан до краев, в последний момент предотвратив побег пены и осторожно добавив несколько контрольных капель.

— Праздным рукам шайтан занятие найдет, — прокомментировал я, приняв стакан, над которым пенная шапка нависала, как лавина над ущельем, и благополучно препроводив его ко рту.

— Неплохо для горе-охотника, — похвалил Джи — Си. — Твердая рука и налитые кровью глаза — визитная карточка истого британца.

— Пьем, что горит, далее по тексту, — ответил я. — Ты когда через Атлантику переберешься?

— Уже над Ирландией прошел, зелененькая такая. Прямо по курсу огни Ле-Бурже. Господи, генерал, я умею летать!

— Многие так думают. Вопрос, красиво ли ты летишь?

— Легко и непринужденно, с гордо поднятой головой.

— Как бы ни легла карта?

— Вот именно.

— Похвально, сын мой. Ибо сказано: как жил человек, так и полетит.

— Пей пиво, Билли Грэм. Что ты будешь делать, когда я уеду? Надеюсь, обойдется без истерик? Без тяжелой моральной травмы? Смотри, еще не поздно обнажить фланг.

— Который из них?

— Да какая разница. Это один из немногих армейских терминов, что запали мне в душу. Всегда хотел обнажить перед неприятелем фланг. По жизни мы постоянно держим какой-нибудь фланг, иногда хочется его обнажить.

— Mon flanc gauche est protege par une colline, — сказал я, вспомнив молодость. — J'ai les mittrailleuses bien places. Je me trouve tres bien ici et je reste.[5]

— He ищи убежища в иностранном языке, — ответил Джи-Си. — Давай-ка еще по стаканчику, и съездим померяем твой выстрел, пока мои головорезы заканчивают утренний туалет и готовятся выйти на большую дорогу.

— Ты читал «Сержанта Шекспира»?

— Нет.

— Я тебе дам. Мне ее подарил Дафф Купер. Это его вещь.

— Не мемуары?

— Нет.

Мы тогда читали мемуары Купера по кусочкам, в журнальном варианте: тоненькие бумажные буклеты прибывали самолетами в Энтеббу, а оттуда в Найроби. Мне эта редакция не очень нравилась. А вот «Сержант Шекспир» пришелся по душе. Я вообще любил Даффа Купера, за вычетом его жены. Увы, в мемуарах концентрация жены была очень высока, и мы читали их через силу.

— Когда начнешь писать мемуары, Джи-Си? — спросил я. — Смотри, к старости все забудешь.

— Пока не планировал.