— Где ты ее взял? — сказала я, потянувшись за ней. — Я имею в виду, когда? — Я исправилась, когда он убрал книгу от меня, поджав губы.
— Как можешь видеть, — сказал он, игнорируя мой вопрос, — «сигара» сделана из украденной руты; семян горчицы, собранных перед рассветом и после равноденствия; розмарина из твоего собственного сада — все перевязано листьями грецкого ореха и сельдереевой бечевкой.
— Огненные травы, — сказала Стеф, начиная растирать в ступке с пятнами шиповник, шлемник, цветки нута и семена лакрицы. Сама ее беспечность навела меня на мысль, что она какое-то время перемалывала травы для Ходина.
— Это пять, — сказала я, глядя на шестигранную звезду. — Какой шестой ингредиент?
Ходин напрягся.
— Шестой — сам огонь, рожденный из твоих мыслей, а не из очага. — Он прищурился. — Ты можешь разжечь пламя мыслями?
Он знал, что могу, и я кивнула. Проклятие представляло собой смесь магии земли и лей-линий, но большая часть была демонической магией.
— Ты будешь использовать отвар нута, шиповника, шлемника, семян лакрицы и сока бузины, чтобы превратить золу в кашицу, которая затем будет нанесена на руны и создаст проклятие, — сказал он, и я изучила шестиконечную звезду. Это была старая школа, но я обнаружила, что Ходин обычно использовал устаревшие методы, вероятно, потому, что у него не было доступа к Коллективу демоном, где были все сокращенные заклинания.
— Два заклинания… — задумчиво произнесла я, чувствуя покалывание в пальцах, когда провела одним вниз по странице до латиницы внизу. «Damnatio memoriae» было проклятием памяти, а «statu nascendi» грубо переводилось как состояние рождения. Не было «ta na shay», чтобы привлечь внимание Богини, но звучало по-эльфийски, даже если это было проклятие Тритон.
— Все травы для утоления жажды женские, — сказала я, глядя на ингредиенты. — Это уравновешивает мужское начало. Но я снова вижу только пять.
Ходин сжал пальцы, едва не вырвав книгу, а Стеф, которая добавляла измельченные травы в сок, казалось, напряглась.
— Кровь, используемая для разжигания реакции, является шестой, — холодно сказал Ходин, и Дженкс хихикнул с каминной полки.
— Послушай, я не подшучиваю над твоим проклятием, — сказала я, вспомнив, что раньше у меня была проблема с тем, что его методы были слишком свободными для меня. — Но если у тебя есть шестиконечная звезда, и шесть рун, и шесть трав в золе, у тебя, вероятно, также есть шесть трав в тушилке. Я просто задаю вопросы.
Он впился в меня взглядом, его мысль уйти была очевидна.
— Но если ты говоришь, что шестое — это кровь, которая разжигает, я не против, — добавила я, и он шмыгнул носом, бережно положив книгу к себе на колени. — Сколько капель?
Он замолчал, и раскат грома мягким эхом прокатился между холмами, окружающими Цинциннати.
— Шесть, — наконец сказал он, и я подавила улыбку. — По одной капле на каждый раз, когда хочешь его вызвать.
— Оно повторяется? — сказала я довольно. — Фантастика!
Ходин в насмешке приподнял брови.
— Волшебные палочки обычно такие.
— Подожди. Что? — Я села, потрясенная. — Из этого получается палочка? Палочки должны быть из красного дерева.
Ходин встал, и я проследила глазами за книгой в его руке.
— Это не ведьмовская магия, демоническая. Отсюда и бузина, — сказал он, будто это что-то значило.
— Ой. — Я облизнула губы, затем откинулась на подушки, чтобы скрыть, что я была так взволнована, что могла вспотеть от мармеладных мишек. Я всегда хотела сделать волшебную палочку. Они были такими кричащими. — Ты используешь ртутный мел, чтобы нарисовать звезду? В рецепте этого не сказано. — На самом деле, в рецепте, казалось, не хватало большого количества информации. Но для Тритон это было обычным делом.
— Очевидно, — протянул он, и я потянулась за ртутным карандашом, осторожно открыла его и обнаружила, что токсичный свинец заключен в нейтральный твердый воск. Круто…
— Итак. — Ходин использовал черную шелковую ткань, чтобы стереть рассеянные ионы с зеркала. — Палочка для размазывания готова. Спасибо, Стефани. Она опускается, и вокруг нее рисуется звезда. Сначала руны.
Стефани поставила палочку-сигару по центру зеркала, и я подтянулась к самому краю дивана. Подтащив зеркало поближе, я изучила книгу, все еще находящуюся в ревнивой руке Ходина, мой пульс участился, когда я прочтала корявый почерк Тритон и те немногие инструкции, которые там были. Звезда рисовалась не обычным способом, а скорее представляла собой три набора параллельных линий, набросанных от руны к руне.
— Сначала руны, — тихо сказала я, решив начать сверху и подвигаться по часовой стрелке по кругу.
— Против часовой, — распорядился Ходин, и я подавила гримасу.
«Изменение», размышляла я, когда писала первую руну на зеркале, затем «Воля» и «Смерть», за которыми внизу «Разжигание», «Рост» и, наконец, «Урожай». Это были могущественные символы, и старые, очень старые.