Проблемы души нашего времени

С этой точки зрения стоило бы отказаться от всякой надежды на выяснение чего-либо существенного о том, что скрывается за изменчивым понятием «дух». Ясно, как кажется, только одно: «живая сущность» есть квинтэссенция жизни в теле, а «дух» есть квинтэссенция жизни в душе; недаром ведь понятие духа смешивается с понятием души. При таком рассмотрении «дух» обитает в той же запредельной (nebelhaften) реальности, что и «живая сущность». А сомнения по поводу того, разделимы ли на самом деле душа и тело, можно распространить и на мнимый контраст между «духом» и «живой сущностью». Не исключено, что и они – одно и то же.

Насколько необходимы все эти возвышенные понятия? Неужели мы не готовы довольствоваться и без того уже достаточно таинственным противоречием между душой и телом? С естественно-научной точки зрения нам следовало бы остановиться. Но существует другая точка зрения, удовлетворяющая научной этике, и она не просто позволяет, но буквально требует, чтобы мы шли дальше и пересекли границу, которая кажется непреодолимой. Эта точка зрения – психологическая.

До сих пор я опирался в своих рассуждениях на реалистическую точку зрения естественно-научного мышления, не подвергая сомнению собственный выбор. Но, чтобы вкратце пояснить, что понимается под психологической точкой зрения, мне придется показать обоснованность сомнений относительно бесспорной ценности реалистической точки зрения. Возьмем в качестве примера то, что обыденный разум признает наиболее реальным из всего, то есть материю. Относительно природы материи у нас имеются лишь наисмутнейшие теоретические догадки, которые суть не что иное, как образы, созданные нашим разумом. Движения волн или солнечное излучение, улавливаемые моим зрением, восприятие переводит в ощущение света. Именно психическое, благодаря своему запасу образов, придает миру цвета и звуки; такова предельно реальная и предельно рациональная «действительность» в своей простейшей форме, то есть чрезвычайно сложно организованная структура мысленных образов. Следовательно, нет смысла говорить о том, будто что-либо воспринимается непосредственно, поскольку все равно вмешивается психическое. Все им опосредуется, переводится, фильтруется, получает аллегорическую форму, искажается и даже фальсифицируется. Мы настолько глубоко погружены в пелену бесконечно изменчивых и непостоянных образов, что хочется воскликнуть вместе со знаменитым скептиком[124]: «Нет ничего абсолютно истинного, даже сказанное не совсем верно». Пелена вокруг нас столь густа и обманчива, что мы вынуждены изобретать точные науки, дабы уловить хотя бы проблеск так называемой «реальной» природы мироздания. Конечно, наивному разуму этот избыточно яркий мир вовсе не кажется туманным, но, если окунуться в душу первобытного человека и сопоставить его образ мира с образом у человека цивилизованного, наивный разум, возможно, осознает, в каких плотных сумерках мы по-прежнему живем.

Все, что мы знаем о мире, как и все, что мы непосредственно ведаем о себе, суть элементы сознания, приходящие к нам из отдаленных и непредставимых источников. Я не оспариваю ни относительную ценность реалистической точки зрения, esse in re, ни ценность идеалистической точки зрения, esse in intellectu solo, но мне хотелось бы объединить эти крайние противоположности через esse in anima[125], то есть посредством психологической точки зрения. Непосредственно мы живем исключительно в мире образов.