Проблема Спинозы

— Я не могу говорить с вами о каком-то конкретном пациенте, Альфред, — это правило врачебной конфиденциальности. Зато могу сказать вот что: помните ту толпу, которую видели в приемном покое? Все они, все до единого, переживают послевоенное нервное расстройство, своеобразную эмоциональную контузию[93]. И то же самое творится в приемном покое любой больницы Германии. Эти пациенты очень страдают: они раздражительны, неспособны сосредоточиться, подвержены жутким приступам тревожности и депрессии. Они постоянно заново переживают свою психологическую травму. Днем пугающие образы вторгаются в их психику. По ночам в кошмарах они видят, как их товарищей разрывает на куски, видят свою приближающуюся смерть. И хотя они рады, что избежали гибели, ведь это редкая удача, все они страдают от комплекса вины выжившего — вины за то, что они живы, когда многие их однополчане погибли. Они непрестанно возвращаются к мыслям о том, что могли бы сделать, чтобы спасти своих павших товарищей, приняв смерть на себя. Вместо того чтобы гордиться собой, такой человек часто ощущает себя трусом. Это гигантская проблема, Альфред! Я сейчас говорю о том, что пострадало целое поколение немецких мужчин[94]. И, разумеется, к этому надо прибавить еще и скорбь родственников погибших. Мы потеряли в этой войне три миллиона, и почти каждая немецкая семья недосчиталась сына или отца.

— И все это, — немедленно подхватил Альфред, — еще больше усугубила трагедия сатанинского Версальского договора, который сделал все их страдания бессмысленными! Вы согласны?

Фридрих отметил, как ловко Альфред свернул ход разговора к возможности щегольнуть своим знанием основ политики, но решил не обращать внимания.

— Хороший вопрос, Альфред. Чтобы ответить на него, нам надо было бы узнать, что происходит в приемных покоях военных госпиталей Парижа и Лондона. Ваше положение дает вам прекрасную возможность исследовать эту тему для своей газеты — и, честно говоря, мне хотелось бы, чтобы вы об этом написали. Любая публичность, какую мы сможем получить, поможет делу. Германия должна воспринимать проблему серьезнее. Нам нужно для этого больше источников.

— Даю вам слово! Я напишу статью об этом сразу по возвращении.

Когда с тарелок исчезли последние крошки первой порции линцерторте, Альфред обратился к Фридриху:

— Так, значит, вы уже закончили свое обучение?

— Да, по большей части моя формальная подготовка завершена. Но психиатрия — очень специфическое поле деятельности, поскольку, в отличие от любой другой сферы медицины, обучение в ней никогда не заканчивается. Наш главнейший врачебный инструмент — мы сами, а работа по самопознанию не имеет конца. Я все еще учусь. Если вы заметите во мне нечто такое, что поможет мне больше узнать о самом себе, пожалуйста, указывайте на это без колебаний.

— Я даже представить себе не могу, что бы это могло быть. Что я мог бы увидеть? И как вам об этом сказать?

— Все, что заметите. Возможно, вы в какой-то момент обратите внимание на то, что я странно на вас смотрю или перебиваю вас, или использую неподходящее к случаю слово. Может быть, я неверно вас пойму, задам неловкий или раздражающий вопрос… все, что угодно. И я говорю серьезно, Альфред. Мне нужно это слышать!

Альфред потерял дар речи — и почти утратил равновесие. Ну вот, это опять случилось! Он снова вошел в странный мир Фридриха, где правили радикально иные правила беседы — в мир, с которым он не сталкивался больше нигде.

— Итак, — продолжал Фридрих, — вы сказали, что побывали в Амстердаме и должны были возвращаться в Мюнхен. Но ведь Берлин вам не по дороге?..

Сунув руку в карман пальто, Альфред вытащил оттуда «Богословско-политический трактат» Спинозы.

— Долгая дорога в поезде отлично подходила для того, чтобы прочесть вот это, — он протянул книгу Фридриху. — Там я его и закончил. Вы были правы, предложив мне начать с этой книги.

— Я впечатлен, Альфред. Вы действительно преданный своему делу ученый. Таких, как вы, очень мало. Если не считать профессиональных философов, очень немногие люди читают Спинозу после того, как закончат университет. Я вполне мог бы подумать, что к нынешнему моменту, учитывая вашу новую профессию и взрывные события в Европе, вы совершенно забыли о старине Бенто. Скажите мне, что вы думаете об этой книге?

— Ясно, смело, интеллектуально. Это уничтожающая критика иудаизма и христианства — или, как говорит мой друг Гитлер, «всего религиозного мошенничества». Однако мне кажутся сомнительными политические взгляды Спинозы. В своей поддержке демократии и индивидуальной свободы он совершенно наивен. Поглядите только, к чему эти идеи привели сегодняшнюю Германию! Он, похоже, едва ли не ратует за американскую систему управления, а мы все понимаем, к чему идет Америка — к катастрофе непрерывной метисации!

Альфред умолк, и оба съели еще по куску торта — истинная роскошь по тогдашним временам.