Если я буду среди людей, совершенно не согласных с моей природой, я вряд ли смогу приспособиться к ним, не изменив значительно самого себя…
Человек свободный, живущий среди невежд, старается, насколько возможно, отклонять от себя их благодеяния…
Свободный человек поступает честно, а не действует обманом…
Лишь свободные люди истинно полезны один другому и могут создавать истинную дружбу…
И совершенно позволительно, по высшему праву Природы, чтобы каждый пользовался ясным разумом, дабы определять, как жить таким способом, который позволит ему процветать.
Бенто закрыл записную книжку, поднялся и повернул в обратный путь по пустынным улицам к своему бывшему дому, чтобы забрать вещи. Внезапно взволнованный голос позвал:
— Барух Спиноза! Барух Спиноза!
ГЛАВА 22. БЕРЛИН, 1922 г
Берлин в первый день весны был почти таким же, каким Альфред помнил его по своему недолгому пребыванию зимой 1919 года. Под серым гранитным небом с его пронзительными холодными ветрами и непрерывным мелким дождиком, который, казалось, даже не достигал земли, угрюмые хозяева неотапливаемых магазинов мерзли, закутанные в несколько слоев одежды. Унтер ден Линден была пуста, но на каждом углу прилегающих к ней улиц стояли армейские патрули. В Берлине было небезопасно: яростные политические демонстрации и убийства то коммунистов, то социал-демократов стали будничным делом.
В конце их последней встречи четырьмя годами ранее Фридрих написал свой адрес
— За кого голосовали?
Озадаченный, Альфред переспросил:
— Что, простите?
— За какую партию вы голосовали?
— А… — Альфред расправил плечи. — Я скажу вам, за кого
— Не знаю никакого Гитлера, — отозвался солдат, — и никогда не слышал о НСДАП. Но такая платформа мне нравится. Госпиталь Шарите… хм… мимо не пройдете — это самый большой госпиталь Берлина, — он указал на улицу слева от него. — Вниз по этой улице, все время прямо.
— Спасибо вам большое. И, господин солдат, запомните имя Гитлера. Вскоре вы тоже будете за него голосовать.
Служащий в приемном отделении мгновенно отозвался на имя Фридриха Пфистера:
— Ах, да-да, герр доктор Пфистер у нас консультант в амбулаторном отделении для пациентов с нервными и психическими расстройствами. По левому коридору, выйдете из двери и пройдете прямо в следующее здание.
Приемное отделение следующего блока было настолько переполнено мужчинами, молодыми и среднего возраста, все еще носившими свои серые военные шинели, что Альфреду потребовалось четверть часа, чтобы протолкаться к конторке. Там ему наконец удалось завладеть вниманием взмыленной девушки-администратора:
— Пожалуйста, пожалуйста! Я — близкий друг доктора Пфистера. Уверяю вас, он будет рад меня видеть, — торопливо проговорил он с вежливой улыбкой.
Та взглянула ему в глаза. Красота и обаяние молодого человека сделали свое дело.
— Ваше имя?
— Альфред Розенберг.
— Как только он закончит очередной сеанс, я скажу ему, что вы его ожидаете.
Через 20 минут она одарила Альфреда теплой улыбкой и поманила за собой в большой кабинет. С закрепленным на резиновой ленте зеркальцем надо лбом, в белом халате, карманы которого разбухли от докторских принадлежностей — фонарика, ручки, офтальмоскопа, деревянных ложечек для языка, стетоскопа, — там ждал его Фридрих.
— Альфред, какой сюрприз! И притом приятный сюрприз. Я уж думал, что и не увижу вас больше. Как поживаете? Что происходило с вами с тех пор, как мы встретились в Эстонии? Что привело вас в Берлин? Или вы здесь живете?.. Ох, я вымотался, как собака, засыпаю вас дурацкими вопросами, а у меня даже нет времени выслушать ответы! Клиника переполнена — как, впрочем, и всегда, но я обычно заканчиваю работу к половине восьмого — вы будете в это время свободны?
— О да, я свободен как ветер. Я… э-э… в Берлине только проездом. Вот и решил воспользоваться шансом, повидать вас, — проговорил Альфред, молча попрекая себя: «Ну,