– Итак, мы вступаем в район Трех Ферм, – возбужденно шептал себе под нос Суорбрек, лихорадочно черкая в записной книжке. – Вероятно, самый печально известный из кварталов Адуи, некогда почти полностью выгоревший, затем оккупированный свирепыми гуркскими дикарями, а теперь погруженный в бесконечную ночь… нет, в
– Как раз то слово, которое я пытаюсь вставить в каждое предложение, – отозвалась Карми Грум, высоко задрав каштановые брови.
– Сам я не особенно много читаю, – сказал Лео вполголоса, наклонившись к Савин, – но мне это кажется малость вычурным.
Та пожала плечами:
– В наши дни это считается хорошим стилем.
Он кивнул в сторону пары оборванных ребятишек, нагружавших лопатами конский помет в прогнившую тележку:
– Что они делают?
– Зарабатывают на жизнь.
– Дерьмом?
– Все, что для этого нужно, – это лопата и плохое обоняние. – Савин предприняла очередную тщетную попытку высвободить какое-то место под слишком тесным воротничком. – А хорошее обоняние здесь по-любому долго не выживает.
– Держитесь ко мне поближе, ваши светлости, – предупредил Броуд. Он шел со сжатыми кулаками, угрожающе хмурясь в темные проулки. Тени были одной из немногих вещей, в которых здесь не было недостатка. Порой, в более узких местах, трудно было угадать, день сейчас или ночь. – Это не то место, где знатным людям стоит ходить в одиночку. Писателям с художниками тоже.
– Не бойтесь! – воскликнул Суорбрек. – Там, в диких землях, я хорошо оценил, чего стоит надежный эскорт!
– Где ты нашла этого человека, Броуда? – вполголоса спросил Лео.
– В Вальбеке. Он и его семья пустили меня к себе. Я не сомневаюсь, что они спасли мне жизнь.
– А теперь ты взяла к себе их, – с улыбкой заметил Лео. – Так, значит, у тебя все же есть сердце!
– И даже
– Не сомневаюсь. Знаешь, что у него на руке? Татуировка лестничника. То есть первого, кто взобрался на стену при осаде. Самая убийственная работа, какая только есть в армии. А четыре звезды означают, что он проделывал это четыре раза. – Лео искоса взглянул на Броуда. – Да… он опасный человек.
Савин вспомнила ту первую ночь в Вальбеке, когда он вышел в одиночку на шестерых сжигателей и втоптал голову их лидера в булыжную мостовую. Какой страх она тогда чувствовала. И какое облегчение.
– Спокойно, – шептала Савин про себя. – Спокойно, спокойно, спокойно…
– В наши дни мы живем в разобщенной среде, – продолжал бубнить Суорбрек, поправляя глазные стекла кончиком карандаша. – В
Они миновали огромную трубу соляного завода, со стенами, черными от запекшейся сажи. Мухи жужжали вокруг конского трупа. Трое оборванных ребятишек играли в сточной канаве. Большинство зданий здесь были забегаловками, все прохожие – хотя бы наполовину пьяны или же настолько больны, что выглядели пьяными. Помимо пивных, им то и дело попадались ломбарды, где в грязных оконцах были выставлены печальные фрагменты разбитых жизней.
– Расстояние между богатыми и бедными никогда не было настолько большим… Нет –
Савин действительно их понимала. Однако, если уж действительно говорить об искренности, на самом деле она была рада, что больше не является одной из этих жалких призраков. Все, чего ей на самом деле хотелось, – это как можно быстрее вернуться обратно в свои дворцовые апартаменты, к своим заботливым слугам. Этот знакомый запах пота, мочи, сырости и гнили, смешанный с едким дымом от печей, было все труднее игнорировать по мере того, как они все дальше углублялись в угрюмый лабиринт узких улиц.
Как странно, что запахи могут вызывать такие яркие воспоминания! Савин поняла, что держит в руке свою коробочку с жемчужной пылью, и усилием воли заставила себя затолкать ее обратно в рукав. Она свободна. Она в безопасности. Так она повторяла себе снова и снова.
«Спокойно, спокойно, спокойно…»
– Эти здания… – Лео поднял взгляд на просевшие злые пародии на архитектуру, теснившиеся со всех сторон, с ярко-зелеными пятнами сырости, облепившими разбитые водосточные желоба.