Проблема с миром

Он все пытался пошевелить ноющими пальцами, покрутить стопой, чтобы умерить боль в лодыжке, опустить на землю пылающую стопу, чтобы опереться. А потом вспоминал, что их больше нет. Его ногу раздробило, расплющило, после чего этот бесполезный кусок мяса отпилили пилой и сожгли, и все, чем он был, ушло вместе с ней. Он больше не был воином. Не был лидером. Не был лордом-губернатором. Теперь он был просто сноской в учебнике истории: человек, превратившийся из героя в злодея из-за собственной самонадеянности, собственной беспечности и…

Он ахнул: на самой верхней ступеньке костыль соскользнул и выпал из его руки. Лео махнул рукой, хватаясь за пустоту, а потом его щека с силой впечаталась в помост. Раздалось несколько возгласов, кто-то даже всхлипнул. Может быть, он сам.

Его левая рука была почти бесполезна. Приложив мучительное усилие, он мог приподнять ладонь и вызвать едва заметное подергивание в указательном пальце, но остальные просто безвольно болтались. Он даже почти не чувствовал, когда в них втыкали иголки. Как объяснил хирург, его руку изрешетило металлическими обломками, которыми была заряжена пушка, а также обломками его собственного щита, в результате чего были повреждены нервы. Ему зашили раны, но больше ничего нельзя было сделать.

Самое смешное, что они лечили того, кого собирались повесить.

Он кое-как приподнялся, опираясь на здоровую руку. Стиснув зубы, сумел подтащить под себя правую ногу, застонав, когда пришлось перенести вес на обрубок левой. Но после того как он встал на четвереньки – а точнее, на одну руку и одно колено, – что было делать дальше? Он не мог дотянуться до костыля, не потеряв равновесия, а даже если бы и смог, как бы ему удалось потом вытолкнуть себя наверх? Было время, когда Лео дан Брок совершал невозможное, побеждая в поединке величайшего фехтовальщика своего времени, или в одиночку прорываясь сквозь ряды неприятеля, или вопреки всему поворачивая ход войны. Теперь совершить невозможное означало для него просто встать.

Он почувствовал, как чья-то твердая рука взяла его под локоть, и его осторожно подняли на ноги. Точнее, на ногу.

– Вот так…

Костыль снова всунули ему под мышку. Он посмотрел вбок и увидел одного из палачей. Добрые карие глаза смотрели на Лео сквозь прорези в маске. Палач попытался помочь ему идти.

– Я в порядке! – сказал Лео, слабо отпихнув его руку.

В порядке… Разбитый, потерпевший поражение по всем фронтам, мучимый непрекращающейся болью, с бесполезной рукой и ампутированной ногой, обвиняемый в измене и уже взошедший на эшафот. В порядке…

Моргая, он оглядел разрушенную городскую площадь Стоффенбека. Место своего преступления, а теперь и наказания. Трупы уже убрали, но на каждом углу по-прежнему возвышались груды щебня, а от разрушенного здания рынка, где захлебнулась его последняя атака, остались только почерневшие колонны. Над всем этим возвышалась разбитая часовая башня; стрелки на единственном уцелевшем циферблате застыли, показывая час его падения. Над всем еще висел слабый запах гари.

Одиннадцать его товарищей по заговору стояли на помосте в ряд, со связанными за спиной руками. Все глядели на него. Некоторых он даже не смог узнать. Крайним с дальнего конца был лорд Мустред с окровавленной повязкой поверх одного глаза. Леди Веттерлант даже теперь продолжала держать свой острый подбородок высоко вздернутым. Лорд Барезин, ближайший к Лео, часто мигал, словно никак не мог поверить в то, что произошло. В то, что происходит. В ногах у каждого располагалась дверца люка. Возле каждой дверцы располагался рычаг. Над каждым из заговорщиков покачивалась петля.

Все казалось до странности обычным. До странности банальным. Он даже не знал, чего ему ожидать. Вот еще один смешной момент: первое повешение, на котором ему пришлось присутствовать, оказалось его собственным.

Стиснув зубы, Лео подпрыгал к своему люку и встал, покачиваясь. Каждое дыхание вырывалось приглушенным стоном. Во рту стоял сладковатый привкус – может быть, его собственной крови после падения. Или это что-то, что он ел на завтрак? Он провел языком по желобкам между зубами, пытаясь выудить больше информации. Крошечные удовольствия кажутся огромными, когда знаешь, что у тебя не осталось времени. Все те чудесные вещи, которыми он обладал, которые он делал, которые он едва замечал и даже не думал наслаждаться ими. Теперь сладковатый привкус на деснах был подарком, за который он испытывал огромную благодарность.

Он поднял взгляд вверх. Солнце ярко сияло в небе. Небо перечеркивал черный брус. С бруса свисали петли. Его петля – прямо над ним. Он подумал о том, сколько шей уже прошло через нее. После того, что он натворил, должно быть, перевешали кучу изменников. Только за сегодняшний день здесь могли прогнать уже десяток партий. Из подвалов, где держали пленных, можно было расслышать грохот открывающихся люков. Глухое «бам-м!» натягивающихся веревок. Тихое «А-ах!» зрителей. И так повторялось раз за разом.