И он повернулся прочь, а она осталась пялиться ему в спину.
Широким шагом Форест направился к позициям. Он отослал одного из своих офицеров, хлопнув его по плечу:
– О поражении не может быть и речи, капитан! Просто не может!
Первая атака северян оставила их измочаленными. Еще немного, и они бы не устояли. Повсюду валялись раненые, боевой дух был сломлен. Они нуждались в чем-то, во что можно верить. В ком-то, кто придал бы им смелости. Форест понятия не имел, как это получилось, но, похоже, этим кем-то должен был стать он.
– Король рассчитывает на нас, ребята!
Много лет назад, когда его только произвели в сержанты, он думал, что офицеры знают ответы на все вопросы. Потом, получив офицерский чин, он думал, что все ответы у генералов. Когда король Орсо сделал его генералом, он думал, что ответы у Закрытого совета. И вот теперь, будучи лордом-маршалом, он наконец узнал это наверняка: ответов не было ни у кого.
Хуже того. Их вообще не было.
Единственное, что оставалось, – это смошенничать и действовать так, будто они у тебя есть. Не выказывать страха. Не выказывать сомнений. Как оказалось, командование – это обман. Нужно как можно шире и глубже распространить среди своих людей иллюзию, будто ты знаешь, что делаешь. Распространять иллюзию и надеяться на лучшее.
– Спокойно, ребята! – проревел он.
Конечно, он боялся. Любой здравомыслящий человек боялся бы на его месте. Но это чувство нужно было задавить. Сделаться скалой, опорным камнем. Король рассчитывал на него – король! Рассчитывал на него! Он не мог его подвести.
– Нам нужны резервы! – истерически завопил какой-то майор.
– У нас больше не осталось резервов, – спокойно ответил Форест, несмотря на то что его желудок пытался выбраться наружу через рот, чтобы сбежать в тыл. – Все дерутся. Я предлагаю вам присоединиться.
И он сам вытащил меч. Похоже, момент был самый подходящий. Он носил этот меч сорок лет, с тех самых пор, как его произвели в сержанты. Ни разу не обнажал его в бою, просто не приходилось. Хороший солдат должен уметь маршировать. Соблюдать дисциплину. Быть веселым и жизнерадостным. Иногда от него требуется оставаться там, где он есть. Сама необходимость драться находится где-то в самом низу списка.
Но очень, очень редко этим все же приходится заниматься.
– Король рассчитывает на нас! – проревел он. – Мы не можем его подвести!
Мимо, спотыкаясь, пробежал молодой лейтенантик, и Форест ухватил его свободной рукой за шиворот, едва не стащив с ног.
– Лорд-маршал! – Лейтенант уставился на него круглыми, мокрыми глазами. – Я… Я хотел…
Собирался сбежать, понятное дело. Винить его Форест не мог. Но должен был его остановить.
– Храбрость не значит, что ты не чувствуешь страха, – проговорил он, разворачивая лейтенанта в другую сторону. – Храбрость состоит в том, что ты продолжаешь драться,
Он крепко взял молодого парня за плечо и повел к линии укреплений.
– И стой
– Да, сэр! – пробормотал Стиллмен, на подкашивающихся ногах ковыляя обратно к позициям. – Конечно, сэр… насмерть.
Стиллмен так и собирался, стоять насмерть. И он
Он выронил свой меч, подобрал его с земли и вместе с ним ухватил горсть овечьего дерьма. А ведь он всегда так заботился о своей внешности! И вот теперь он весь перемазан глиной, забрызган грязью, а теперь еще и измазался в дерьме в буквальном смысле.
Ему всегда казалось, что он будет одним из храбрецов. Он поздравлял себя с этим еще сегодня утром, надевая мундир. Ты храбрец, Стиллмен!
А потом пришли северяне со своими кошмарными боевыми воплями и убили капрала Бланда. Убили так, что… кажется, мозги бедняги оказались у Стиллмена на нагруднике? Или это были не мозги? Его тошнило. Он даже вытошнил немного, но все ограничилось едким жжением в глубине носоглотки.
Он осмотрелся вокруг, поглядел на людей, которыми должен был командовать. Всюду царила сплошная неразбериха. Он не имел понятия, где кончалась его рота и начиналась следующая. Половина лиц были незнакомыми – или, может быть, на них было настолько безумное выражение, что они казались чужими. Грязь, кровь и оскаленные зубы. Звери. Дикари.
Потом снова послышались боевые кличи, этот протяжный волчий вой, словно вышедший из тьмы где-то за краем карты. Стиллмен похолодел с головы до ног. Нерешительно сделал полшага назад.
– Я… – пробормотал он. – Я просто…
Он что, плачет? Глаза были мокрыми. Все выглядело размытым. Кровь и ад, неужели он трус?
Вдруг он понял, что обмочился: почувствовал теплоту, распространяющуюся вниз по штанам. Гребаный мочевой пузырь! Ему можно доверять не больше, чем гребаным ногам!
Он знал, что его отец и дядья, так же как и его дед – а все они были солдатами, – смотрели бы на него сейчас с глубочайшим отвращением. На труса.