На поле боя царил беспорядок. Никаких линий обороны давно не осталось, они распались на отдельные клубки, бурлящие убийством. Он припечатал ногой ползущего человека: разлетающиеся брызги крови, ошметки грязи, обломки металла. Ударил ногой еще раз. Вокруг люди убивали друг друга. Союзный офицер, оскалясь, сидел на груди у какого-то северянина и ковырялся мечом в его размозженной голове, словно копал яму лопатой. Взревев, Нижний подступил к нему и разрубил ему спину по всей длине, подняв фонтан крови. Его щит зацепился за плащ мертвого северянина, Нижний попытался вырвать его, но не смог. Тогда он вытащил руку из постромок и бросил его валяться.
Кто-то напал на него с копьем, и Нижний отступил вбок, ухватил древко пониже наконечника и потащил на себя одной рукой. Его мотнуло и потащило, когда державший копье попытался рвануть его на себя. В этот момент он взмахнул секирой и попал противнику по плечу, раскроив его надвое. У того вырвалось странное уханье, его рот изумленно округлился – и внезапно Нижний обнаружил, что, спотыкаясь, бежит вперед, держа в руках копье. Едва сам на него не наткнулся. Рубанул еще кого-то, и его окатило кровью – полные глаза, полный рот крови; отшвырнул копье, пытаясь вытереть лицо.
Кто-то на полном ходу врезался в него, и они покатились по земле. Он выронил секиру. Точнее, она повисла на петле на его запястье, ударяясь о его бок. Нижний оказался сверху и принялся бить кулаками, коленями, рыча на человека, который рычал на него, дергаясь и вырываясь. Нижний впечатал кулак ему в лицо, и еще раз, разбивая нос в красную мякоть, потом сумел ухватить древко секиры и принялся рубить. Один удар – вмятина в нагруднике, второй – огромная рана на лице. Рубил, рубил, рубил, фыркая и отплевываясь, дыхание рвало грудь, мышцы горели, кровь пульсировала в черепе с такой силой, что казалось, глаза вот-вот вылезут из орбит.
– Сдохни! Сдохни! Сдо-о…
Он тупо заморгал, обнаружив, что в руке ничего нет. Должно быть, петля порвалась, и секира улетела в неизвестном направлении. Онемелыми пальцами Нижний вытащил из-за пояса кинжал – и тут же выронил, когда на него налетел еще кто-то, ухватил, стиснул, и они принялись бороться, шатаясь, скользя на мокрой траве, спотыкаясь о трупы, о валяющееся оружие, о валяющиеся щиты, о валяющиеся куски человеческих тел.
Нижний рычал и ревел, и заплевал себе всю бороду, и наконец сумел ухватить голову напавшего и принялся крутить, выворачивать, рвать вбок, а тот пытался уцепиться за пальцы Нижнего, но не мог его пересилить, и у него вырвался душераздирающий вопль, оборвавшийся, когда хрустнули шейные позвонки.
Что-то ударило Нижнего сбоку по лицу, и мир покачнулся. Он покатился по траве, попытался встать, снова упал на четвереньки. Где он? Ухватился за кого-то и опрокинул на себя, взобрался сверху, начал бить – резкие, тяжелые удары; ухватил за горло, принялся душить; лицо человека сморщилось, глаза вылезли наружу, он пялился вверх на Нижнего, пытаясь пропихнуть палец ему в ноздрю. Нижний отдернул голову и издал хриплый вой, словно бешеный пес на бойне, вздернул противника вверх и с силой впечатал в землю, давя, душа, круша ему глотку голыми руками.
Круши, пока не останется ничего.
Круши их всех.
Хладнокровие
Раздался оглушительный треск, и несколько тонн каменной кладки ухнуло на городскую площадь, разбрызгивая куски резных украшений и растекаясь облаком удушливой пыли. Один из телохранителей Орсо кинулся на землю, лорд Хофф съежился в углу. Капрал Танни… можно было бы ожидать, что и он нырнет в какое-нибудь укрытие – а точнее, не будет покидать укрытия, в котором чудом окажется еще до наступления опасности. Вместо этого он всеми силами пытался защитить Стойкое Знамя своим телом. Даже Горст заметно вздрогнул.
Один только Орсо оставался абсолютно непоколебимым.
– Должно быть, пушечное ядро попало в одну из этих симпатичных дымовых труб. Печальная утрата для потомков…
Он смахнул пару крошек штукатурки с плечевого доспеха. Как там это слово – оплечье? Нараменник? Он все время забывал.
– Ваше величество! – пропищал Горст. – Вам следует ретироваться!
– Глупости, полковник! Здесь только-только начинается хоть что-то интересное.
Разумеется, это было нелепым притворством с его стороны. Что-то интересное уже давно превратилось в полный кошмар и явно не собиралось превращаться обратно. Но зачем присутствовать при историческом сражении, если не собираешься выдать хоть одну героически-невозмутимую реплику?
Он отодвинул лорда Хоффа в сторону, давая дорогу носилкам, которые тащили коренастый мужчина в забрызганном кровью переднике и запыхавшаяся женщина с налипшими на лоб, пропитанными потом волосами.
– Молодцы! – крикнул он им вслед. – Так держать!
Вопреки логике, Орсо не чувствовал совершенно никакого страха. Фактически сейчас он боялся гораздо меньше, чем обычно. Бывали дни, когда он с трудом заставлял себя явиться к завтраку, приходил в смятение перед перспективой выбора рубашки – однако тотальная катастрофа, по всей видимости, наконец выявила в нем лучшие черты.