Проблема одного дня

После тестов меня отпустили в комнату отдыха, где я попросил стакан воды. В нем я уничтожил карточку и, вдохновленный, растянулся в кресле. Буквально через несколько мгновений в комнату вошла троица во главе с бородатым. Мы немного поговорили о моих успехах, о том, как ко мне частично вернулась память, и о том, как мало это значит. Бородатый говорил со мной осторожно, будто вел меня за руку к разбитой вазе и готовился меня отчитать, беззащитного и готового признать свою оплошность. Он тщательно направлял мое внимание на определенные темы. Даже, когда он говорил с другими врачами, меня не оставляло чувство, что слова произносятся для меня. Я не сразу понял, к чему он ведет. А когда понял, было уже поздно. Он попросил всего-лишь показать ему мой дневник. Ведь я обещал вести в нем записи и это очень-очень важно. Растерянный, я невнятно промямлил, что просто забыл про дневник. Конечно никому из врачей это не понравилось, они начали наперебой осыпать меня то обидными выражениями, то бессмысленными вопросами. В панике я брякнул, что после припадка мне был плохо и я забыл. Но, оказывается, мы и после этого говорили о важности моих записей. Если бы целью их визита было бы поймать меня на лжи и сговоре, я думаю, что они легко достигли бы своей цели. На мое счастье, все трое были напыщенными болванами, пытавшимися самоутвердиться за счет глупого клона, который забыл простейшую задачу. По крайней мере, двое из них. Но вот бородатый играл со мной. Он вел пустые споры и следил за мной. Присосался своим взглядом ко мне, как пиявка. Вот споры стихли, я извинился в милионный раз и поклялся, что больше не забуду вести дневник, и они ушли. Так я думал, пока бородатый не вернулся. Лицо полное триумфа, глаза хитро сощурены. Он подошел ко мне вплотноую. То что он сказал сначала уничтожило меня, а потом освободило. Не знаю, чего он этим добивался, но примерно на середине его изобличающего монолога мне вдруг стало безразлично. Он говорил, что добьется своей цели. Что видит, как я пришел в сознание и пытаюсь вырваться отсюда. Но он в семнадцатый раз выпотрошит мое сознание, а тело выкинет гнить в яму к остальным. Я, сказал он, должен знать свое место. Наличие у меня осознания себя не дает мне никаких прав, потому что я просто продукт с ограниченным сроком годности. Предыдущие тоже пытались вертеться, но их не стало быстрее, чем они смогли как-то себе помочь. Он сказал, что я должен запомнить это и я запомнил.

Одна проблема, я не испугался и не пал духом. Этот подонок зарядил меня настоящим азартом. Теперь я преисполнен решимости найти ответы на все свои вопросы перед смертью и сделать это так, чтобы бородатый ублюдок не получил ничего. О, как же я зол!

17:34

Я заполнял дневник всякой чушью, чтобы сбить с толку врачей. Писал про ложные воспоминания, кулинарные рецепты, которые всплывали в моей голове, размышления о давящем белом цвете повсеместно. В общем всякую чушь. Хотя про белый цвет, пожалуй, по-настоящему наболело. Я очень старался, заполняя его мелкими деталями и раздумиями о том, какой соус лучше бы подошел к салату из креветок и рукколы. Пусть эти гении поломают голову над важностью моих пробужденных умозаключений для науки в целом и их эксперимента в частности. Увлеченно заполняя страницу за страницей, я совсем забыл про время, и теперь ошарашено смотрел на часы прямо над моей головой. Совсем скоро мне пора идти на встречу с ответами. Еще немного и мне не жалко будет оставить этот мир, потому что я получу свои ответы раньше, чем они получат свои.

17:52

Я прошёл в медпункт и попросил ассистентку доктора Хармс отвести меня к ней. Миловидная девушка. Я улыбнулся, когда вспомнил, что всего лишь полдня назад не знал, что есть мужчины и женщины и что между ними могут происходить очень волнующие и приятные моменты. Она подумала, что я улыбаюсь ей и занервничала. Пыталась это скрыть, но у неё не получилось и, когда она потянулась к кнопке вызова, снесла со стола стакан с ручками и ежедневник.

Доктор Хармс появилась ровно в 18:00. Пунктуальна, как швейцарские часы. Такие были у Альфреда. Ему подарил их отец, когда тот устроился на работу в крупнейшую генетическую компанию на континенте. Воспоминания Альфреда перестали бить меня в голову молотом, теперь они втекали в меня на столько незаметно, что местами подменяли мои собственные. Я с удивлением стал замечать, что, не применяя особых усилий, не могу отличить некоторые факты своей жизни от жизни Альфреда. Но я всё ещё был собой, номером семнадцать. Доктор Хармс пригласила меня в свой кабинет, приветливо улыбаясь и справляясь о моем самочувствии.