— Не думаю. У альфа-частиц незначительная проникающая способность. Вот нейтроны… Здесь, очевидно, будет посерьезнее. Но тоже ничего страшного, как-нибудь перезимуем. А бегать действительно приходится много.
— Не дело это — метаться как челнок от индуктора к регистрационным приборам. Один проклятый поворот в коридоре чего стоит. Того и гляди шмякнешься на пол. Каждый раз страх берет. К тому же мы наверняка теряем самые короткоживущие изотопы. Они успевают распасться задолго до того, как добежишь до лаборатории. Хорошо бы как-то приблизить нейтронный источник.
— Для начала можно поставить в коридоре деревянный столб. Как раз у того поворота. Надо только сбить его чем-нибудь мягким. Бежишь, ухватился за него свободной рукой, повернул и шпарь себе дальше. Как думаешь?
— Наверное, будет лучше, удобней.
— И быстрее. Это уж точно. Секунд на пять. Перед поворотом все же как-то невольно сбавляешь шаг…
— Здравствуйте, Игорь Васильевич! — около них остановился худощавый скуластый юноша в вязаной шапочке и широченных лыжных шароварах. — Добрый вечер, Борис Васильевич.
— Физкультпривет! — Курчатов приподнялся и протянул юноше руку. — Садитесь, Костя. Поговорим о жизни, а потом поедем к нам чай пить.
— Спасибо. Но лучше в другой раз… С лыжами как-то неудобно.
— Почему же? Очень даже удобно. У меня к вам дело. — Курчатов улыбнулся, как всегда, широко и обезоруживающе открыто. — Знаете такую поговорку: «на ловца и зверь бежит»?
— Поговорку-то я знаю. — Костя присел в проходе на краешек соседней скамейки и повернулся к Курчатову. — Но вся проблема в том, кто кого ловит. У меня тоже есть к вам важное дело, Игорь Васильевич.
— И великолепно!
— Но ведь сегодня выходной день… К тому же разговор может затянуться надолго…
— Затянуться? — Курчатов нарочито удивленно поднял брови. — От кого сие зависит — от дела или от нас с вами?
— Больше, конечно, от нас, — смутился Костя.
Видимо, он вспомнил ту ночь накануне защиты диплома. Курчатова, который возвратился из долгой командировки, он встретил тогда на вокзале. Дорога была каждая секунда. Без одобрения научного руководителя Костя Петржак не мог браться за пояснительную записку, а Курчатову нужно было хотя бы взглянуть на результаты эксперимента. «Мы успеем?» — без всякой надежды спросил Костя. «Должны! — ответил Игорь Васильевич. — Ибо нет у нас иного выхода. Материалы при вас?»
Пока трамвай тащился с вокзала на Выборгскую сторону, Курчатов просмотрел все таблицы и графики. «Что ж, — сказал он, — прекрасно. Пишите пояснительную». — «Да, но вам надо будет ее прочитать!» — с отчаянием в голосе сказал Петржак. «А как же! Как напишете, так сразу же и привозите». — «Но я вряд ли успею раньше пяти утра!» — «И великолепно! Очень подходящее время. Буду ждать».
Петржак немного ошибся. Он постучал в дверь Курчатова уже в четыре часа…
— Это Константин Антонович Петржак. — Курчатов повернулся к брату. — Ты его знаешь: он работает в РИАНе.
— Прекрасно знаю!
— Так вот, дорогой мой Константин Антонович, у меня есть для вас интереснейшая работа. Пока я вам ничего не скажу, потому как и сам не знаю, что из этого может выйти. Мы обсудим все позднее вместе с Юрой Флеровым. Я хочу привлечь и его. Обязательно. Вы Юру знаете? Тема его диплома близка к вашей.
— Да, Игорь Васильевич, знаю, — кивнул Петржак. — Но ведь Флеров из Политехнического.
— Ну и что? Смущает, что вы из разных институтов? Ничего. Вы удачно дополняете друг друга и прекрасно сработаетесь. Мне кажется, что вместе вы составите величину значительно большую, чем два. А вы как думаете?
— Не знаю, Игорь Васильевич, вам виднее, — пожал плечами Костя.
Он умолчал о том, что считает Флерова хотя и очень способным, но слишком уж задиристым и самолюбивым, а потому и не совсем подходящим для совместной работы. И хорошо сделал, что умолчал. В противном случае Курчатов мог бы и переменить свое решение, а тогда бы все, наверное, сложилось совершенно иначе…
Паровоз выпустил облака шипящего пара и сбавил ход. По вагонам с лязгом пробежала тормозная судорога. На морозном экране окна вспыхнули фиолетовые и красные искорки межколейных огней, и тут же все залил яркий свет перрона.
— Значит, договорились, — Курчатов поднялся и потянул Петржака за собой. — Едем пить чай. А по пути заглянем в физтех. — Он улыбнулся и, плавно дирижируя рукой, негромко пропел:
— Думаешь, там сегодня есть кто-нибудь? — усомнился Борис.
— Очень даже возможно.
РАДОНОВАЯ АМПУЛА
Теперь действительно все окончательно и бесповоротно погибло. В страшном грохоте взрыва исчезли мелкие горести и столь недавнее ощущение легкости, удачи и счастья. Со стеклянной ампулой вдребезги разлетелась даже память о них, вместе со всем пережитым прошлым, вместе со всеми ожиданиями будущего. Остался только миг, оглушительный, непоправимый. Он все длился, длился. И перед глазами крутилось и вспыхивало разлетевшееся стекло…
…Все повторяется, все возвращается на круги своя.