Проблема 92

Именно этих слов и ждал Флеров. Именно ради них и затеял он весь разговор. На душе сразу же сделалось легко и приятно. И еще было немного стыдно.

Стыдно и смешно. Он хотел что-то сказать, быть может, излить душу, но Курчатов опередил его и, озабоченно нахмурившись, заговорил о делах:

— Я придаю очень большое значение вашим исследованиям, Юра. — Он достал из бокового кармана пиджака сложенную пополам ученическую тетрадку. — Меня прежде всего интересуют нейтроны, прошедшие поглотитель. Быстрые нейтроны обладают узким сечением реакции. Мы должны очень четко представлять себе, как поглощаются резонансные нейтроны. Понимаете?

Флеров что-то радостно промычал. Уж кто-кто, а он понимал! Повозился, слава богу, с поглотителем. Все перепробовал. Менял расстояние от источника, варьировал толщину поглощающего слоя. И Курчатов это знал.

— Догадываетесь, — спросил он, — каков будет следующий шаг?

— Уран?

— Правильно. После ваших исследований мы сможем перейти непосредственно к урану. Посмотрим, как поведут в нем себя резонансные нейтроны. Здесь могут открыться всевозможные неожиданности. Уловить столь тонкие эффекты может лишь тончайшая регистрирующая аппаратура. Видите, что значат ваши исследования? Понимаете, как важно нам хорошо отладить большую камеру? Вот и прекрасно… Вопросы и пожелания будут?

— На что вы больше всего рассчитываете, Игорь Васильевич, — на трансураны или же на деление?

— Пожалуй, это две стороны одной медали. Поглощаемые ядрами урана нейтроны могут привести как к образованию более тяжелых изотопов, так и к делению на легкие осколки. К тому же ожидаемые трансураны скорее всего будут радиоактивными и, в свою очередь, тоже распадутся. Тут возможны интереснейшие вещи. Это ведь дыхание вещества, скрытая жизнь мертвой природы. Понимаете? И весьма важно хорошо изучить энергетическую сторону. Но мы еще об этом поговорим. Заканчивайте эксперимент и садитесь за пояснительную записку. Потом мы с вами встретимся и все обсудим. Решим, чем именно вам дальше заниматься.

— Ураном. Мне бы хотелось только ураном. Очень!

— Может быть, и ураном.

Казалось бы, все тогда наладилось и могло счастливо кончиться. Арцимович, хотя и без особого энтузиазма, ампулу дал.

— Будете работать, как нечистая сила, — пошутил он. — С полуночи и до первых петухов. И не заставляйте хозяев просить свое добро! Сами приносите! Если хоть раз попытаетесь зажулить… — он угрожающе поднял палец.

— Ясно! — поспешил заверить Флеров. — Можете быть спокойны, Лев Андреевич.

— Я-то спокоен. Но вам искренне советую беспокоиться. Берегите препарат. Это не игрушка.

— Да что я не знаю, Лев Андреевич? — обиделся Флеров. — Сколько раз мы с ним работали…

— Я не знаю, с чем и сколько вы работали, но с моим препаратом ведите себя осторожно. Во всех отношениях… Вы меня понимаете?

— Понимаю! Понимаю!. — ликуя в душе, закивал Флеров.

— Тогда можете быть свободны. Часов в десять приходите за ампулой. Препарат совсем свежий. Получили сегодня утром.

Флероз мог ликовать. Ему было отпущено еще сорок часов! Да за это время он не только проведет оставшиеся измерения и снимет все характеристики, но и на самом деле, как обещал Курчатову, многое успеет перепроверить. Более того, он сумеет подготовить камеру к решающим экспериментам с ураном. Курчатов сам сказал, что это для него сейчас самое главное. Как все, все вокруг решительно переменилось! Даже хмурое зимнее небо показалось веселым и добрым. Подумать, что такое волшебное чудо смогла сотворить какая-то хрупкая, наполненная газом стекляшка…

Как высшую драгоценность нес ее Флеров из лаборатории Арцимовича. Ни за какие блага не согласился бы он расстаться с ней даже на час. Подумать только, что есть на земле нахалы, и он первейший из них, которые осмеливаются просить подобное сокровище. Но всего удивительнее, что находятся добряки, которые не отказывают! Дают просто так, на честное слово!.. Без всяких упоминаний про ключ от квартиры.

Право, Арцимович чудеснейший человек в мире. И какой щедрый! Не на ночь, не на две, как его просили, а на все время! И неважно, что оно коротко. Душевная щедрость важна. А ему, Флерову, много не надо, он и так успеет.

Но все разлетелось вдребезги в кратчайший миг, в неуловимую микросекунду! Целая жизнь осталась по ту сторону этого мига. Надежды, мечты, счастливое, приподнятое настроение, явственное ощущение удачи, ликующее предчувствие успеха. Что значат недавние его тревоги рядом с этой настоящей бедой? О себе он уже не думал. Он забыл про свой злополучный диплом. Не вспомнил и о надеждах своих на работу с ураном. И сама даже мысль о том, что скажет ему Арцим и как сам он покажется на глаза Курчатову и тому же Арциму, не коснулась его. Он, маленький студентик, со всеми бедами и заботами своими, потонул в омуте мнимых и действительных бед, которые легкомысленно обрушил на головы куда более достойных людей. Опытных, многообещающих, не безответственных…