Читаем Проблема 92 полностью

Курчатов сбрасывает крепления, энергично втыкает палки и валится на снег. Тяжело дыша, вытирает шапкой красное, разгоряченное лицо. Прикосновение холодного, мокрого меха необыкновенно приятно. Умопомрачительно хочется пить. Но он потерпит, не станет жевать снег. Лучше потом напиться на станции из колонки. Ни с чем не сравнимая сладостная боль зимней воды.

— Ты чего? Подустал никак? — Над ним наклоняется брат. Горячие глаза смеются. Молодой, красивый. — Вставай!

— Нет, Боречка, никак нет. Уж очень хорошо кругом. Дух захватывает. А вообще-то устал. — И смеется.

— И я тоже.

— Пить хочется. Гони бутерброд!

— С тобой, как с тем солдатом, — смеется Борис. — «Хозяйка, хозяйка, дай воды напиться, а то так есть хочется, что прямо ночевать негде…» А ну вставай! Не хватает только опять заболеть. Не забудь, что я тебя у Марины под расписку взял.

— Пока не дашь кусок хлеба, нипочем не встану. — Курчатов украдкой сминает пальцами снежок и бросает его вверх. В брата.

— Подъем! — Борис протягивает ему руку. — В походе есть негоже. Потерпи до станции.

Курчатов медленно, тяжело поднимается и вдруг вскакивает, как отпущенная пружина. Надевает шапку, становится на лыжи.

— Пойдем через лес? — спрашивает Борис.

— Лучше возьмем правее. Обогнем болото и выйдем к деревеньке. Там горки хорошие. Хочется покататься с горы.

— Скольжение сегодня никудышное.

— Ничего. Как-нибудь… Кстати, знаешь, что в мире лучше гор?

— Что?

— Горы, в которых еще не бывал. Так говорят альпинисты. У меня в Политехническом есть один студент, способный такой парнишка. Отчаянный альпинист.

— Уж не Флеров ли?

— Он самый. Юра Флеров.

— Ты о нем все уши прожужжал: Флеров, Флеров… Покажи как-нибудь.

— Обязательно. Я хочу его к себе забрать. На новое дело. Между прочим, Боря, ты химик и должен знать, где достать уран.

— Тебе много надо?

— Порядочно. И с каждым днем все больше. Но то дело дальнее, а для начала нас бы вполне устроили несколько килограммов.

— М-да, задача… — Борис остановился, начертил лыжной палкой большой треугольник. Потом пририсовал к нему круг. — Металл-то ведь не из особо важных. Кое-где его, правда, употребляют. Например, для окраски керамики и стекол… Еще в каких-то специальных сортах стали. — Он задумчиво взрыхлил острием снег.

Курчатов тоже взял лыжную палку и добавил к треугольнику с кругом на вершине растопыренные ручки-ножки.

— Идея! — двумя меткими ударами Борис сделал человечку глаза. Рожица вышла удивленная и глуповатая. — В фотомагазинах продается азотнокислый уранил. Такие, знаешь, зеленовато-желтые кристаллики. Они, если не ошибаюсь, применяются для усиления и вирирования фотоизображений… Их надо будет хорошенько прокалить в печи. Сначала на воздухе, потом в атмосфере светильного газа. В результате получится черный порошок окиси урана. С ним уже можно работать.

— Превосходно, Боря! Сегодня же обзвоню всех своих, пусть побегают по фотомагазинам!

— Бедные фотолюбители! Они не знают, какая над ними нависла беда. Игорь Васильевич Курчатов скупает азотнокислый уранил. Отныне в Ленинграде не найдешь больше уранового усилителя.

— В Ленинграде? Если дело пойдет, то не только в Ленинграде. Фотографы уж как-нибудь обойдутся. Использовать соединения урана для любительской фотостряпни — это все равно, что стены червонцами обклеивать. Уран, Боря, такая штука… Может быть, мы получим с ним новые тяжелые элементы. И сумеем превратить массу в энергию. Кто знает? Не мне говорить тебе об этом.

— Ты чудак! «Папа» Иоффе отдал тебе на откуп всю атомную проблематику, а ты, похоже, переключаешься только на уран. Почему не радий? Не протактиний? Неужели только из-за той путаницы, которая проистекает из опытов Ферми и Жолио-Кюри? Тоже хочешь принять участие в трансурановой гонке?

— Отчего бы и нет? Давай разберемся. Европу мы с тобой, можно сказать, догнали. Что там ни говори, а двоякий распад облученного нейтронами алюминия установили мы. Ядерную изомерию у брома — тоже мы. А ведь Ферми первым начал облучать нейтронами все элементы подряд! Но крохотной особенности брома почему-то не заметил. Ведь так?

— Хвальба! Ишь расхвастался!

— Не расхвастался, Боря. — Курчатов замотал головой. — Нет и еще раз нет! Мы с тобой не гении. И Вибе тоже не гений, и Мысовский. Наши работы совершенно объективно говорят о том уровне, на который мы наконец вскарабкались. Это неплохой уровень. В тридцать третьем, когда я встретился на конференции с Жолио, у нас его не было. А теперь есть. Отчего же тогда нам не стать первыми? Ты говоришь: гонка! Отлично. Пусть будет гонка. Цель, надо сказать, у нее вполне достойная. Разве не так? Получить первый искусственный элемент — почетная задача, Боря.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пионер — значит первый

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии