Читаем Проблема 92 полностью

— Нет, кроме шуток, ребята, — Курчатов вынул из бокового кармана одну из своих тетрадок. — Давайте немного подзаймемся и сделаем перерыв. Надо хорошенько поразмыслить. И вообще, чтобы нам не передохнуть, надо нам передохнуть. Погода на улице дивная. Воистину «очей очарованье».

— Какая уж тут погода? — Флеров развел руками. — Задание срывается. Совершенно очевидно. Даже если все это не грязь, а самое что ни на есть спонтанное деление, то работа, так или иначе, летит кувырком. Зависимость деления в U-двести тридцать восемь от энергии быстрых нейтронов не получена. — Флеров стал загибать пальцы. — Энергетический порог деления не установлен…

— Видите ли, Юра, — нахмурился Курчатов. — Возможно, я толком не знаю, что, кем и когда сделано. Но я прекрасно помню, что не сделано. — Он явственно выделил это «не» и сердито отвернулся. Затем отошел к окну и, побарабанив пальцами по стеклу, отчеканил: — Если все действительно обстоит так, как это у вас получилось, если вам посчастливилось наблюдать новое явление, то это… Это бывает раз в жизни, и то не у всех. Далеко не у всех. И нужно бросить все и заниматься явлением — год, два, десять, сколько понадобится… Покажите-ка мне, что у вас получается? — он сел за стол и раскрыл свою согнутую вдоль тетрадку.

— Вот график для спонтанного деления, а вот — для вынужденного. — Флеров подсунул ему клочок миллиметровки, где были наспех проведены две кривые. — Они очень близки.

— Жаль, мало точек, — сказал Курчатов. — Но выглядит убедительно.

— Да. — Флеров подвинулся поближе и очертил графики пальцем. — Совпадение кривых, во-первых, указывает на природу спонтанных импульсов, а во-вторых, говорит о небольшой разнице осколков в обоих видах деления. Но, конечно, для окончательных выводов не хватает точек.

— Хорошо, — нахмурился Курчатов. — Если это не деление урана, то ложный эффект могли вызвать следующие явления. — И он быстро перечислил в тетрадке все мыслимые и немыслимые источники возможных помех. — Первым делом, — он вырвал из тетрадки исписанные листки и передал их Флерову, — надо вам перебираться в физтех. Правильно говорят, что здесь за два десятилетия накопилось столько радиоактивной грязи, что сами стены излучают.

— Это, конечно, верно, — сказал Петржак. — Но, думаю, стены тут ни при чем. Все дело, конечно, в уране. Мы пробовали отключить установку от камеры. Без нее эффекта нет. Импульсы обусловлены именно наличием окиси урана на пластинах камеры, а не приемом внешних колебаний.

— Убедительно, но только наполовину, — подумав, сказал Курчатов. — Ваш опыт с отключенной камерой говорит лишь о том, что пластины с ураном необходимы для достижения эффекта. Понимаете? Необходимы, но недостаточны! Возможно, внешние колебания проявляют себя именно вкупе с пластинами. Чтобы опровергнуть это, нужно устранить все внешние причины. Другого не дано.

— Будем переезжать, — сказал Флеров.

— Попробую обклеить пластины микронной фольгой, — вздохнул Петржак.

— Теперь давайте решим, как быть с космическими лучами. — Курчатов отодвинулся от стола и заложил ногу на ногу. — Мы можем сделать все мыслимое и немыслимое, но наши возможные оппоненты все равно на передний план будут выдвигать космику. Если мы не сумеем надежно устранить космическую радиацию, веры нам не будет.

— Мы уже думали об этом, — заметил Петржак.

— Хотим просить у Абрама Федоровича письмо к командующему Балтфлотом.

— Это еще зачем? — удивился Курчатов.

— Чтобы провести эксперимент в подводной лодке, — почему-то вдруг застеснялся и покраснел Флеров. — Толща воды ослабит космическое излучение, — тихо, словно оправдываясь, добавил он.

— Что? — широко раскрыл глаза Курчатов. — Да вы сдурели, хлопцы! Где вы нашли на Балтике такие глубины?! В Финском заливе, что ли? Это же мелкое море! Не на дно вам надо лезть с вашей камерой, а в шахту. Постойте-ка, — он потер наморщенный лоб. — Есть идея! Лучше всего использовать Московское метро. Во-первых, подходящая глубина, во-вторых, твердый грунт — это вам не вода. Наконец, условия для работы — ни с какой субмариной не сравнить.

— Но там же электричество, искрение поездов, люди, — возразил Флеров.

— Чепуха! — Курчатов решительно хлопнул ладонью по столу. — Трудиться будете по ночам, когда метро не работает… Вы же привычные. — Он весело подмигнул им и улыбнулся. — Идет?

— Идет! — рубанул кулаком по воздуху Флеров.

— В метро космическая радиация должна быть процентов на девяносто меньше, — сказал Петржак.

— Верно. — Курчатов встал. — Будем писать в Наркомпуть. Я сам поговорю об этом с Иоффе. А вы тем временем в темпе устраняйте другие влияния.

— Можно собрать еще одну камеру, большую, — предложил Флеров. — На пять или даже на шесть тысяч квадратных сантиметров.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пионер — значит первый

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии