Про девушку, которая была бабушкой

В научную теорию я внесу свою копеечку. Если человек из-за стресса (продолжающегося) на длительное время впадает в оцепенение – не двигается, не говорит, не реагирует на внешние раздражители, то его эндокринная система ломается основательно, просто летит к черту. В сорок четыре года я уже не была худой стройняшкой. В меру упитанной, округлых форм женщиной. Когда встала с дивана, заставила себя жить, начала толстеть, набирать вес, пухнуть как сдобное тесто, в которое переложили дрожжей. Пусть звучит нелогично, отдает невежеством, фатализмом, но свой гормональный сбой я считала малой платой за смерть родителей, в которой была виновата. Я чувствовала бы себя виновной, погибни они в любых обстоятельствах. В тех конкретных – за то, что не настояла на смене старой электрической проводки в доме. Папа давно говорил, что ее следует менять, а я пропускала мимо ушей.

Итак, с научной точки зрения, Женя все делал правильно. Только долго. Я меняла позы, встала, походила, снова уселась на плед. Он все плавал. На пять стрессов вперед наплавал.

Женя вышел из воды, Попрыгал, наклонив голову к плечу, на одной ноге, потом на другой, вытряхивая воду из ушей, взял одежду и в плавках (или это такие трусы шортиками?) пошел к машине. То ли у него там было полотенце, то ли запасное белье, то ли вообще снял мокрые трусы и надел джинсы на голое тело. К месту стоянки он вернулся одетым, с причесанными мокрыми волосами.

– Что ж вы не еди€те? – спросил.

– Тебя жду. Обращайся ко мне, пожалуйста, на «ты»!

– С чем бутерброд?

– С сыром.

– Прошу! – Он протянул мне бутерброд и салфетку. Налил себе кофе, взял бутерброд с красной рыбой.

– Что-то мне подсказывает, – усмехнулась я, – что эта трапеза может стать нашей последней совместной. А я еще не рассказала самого интригующего.

– Еще одна реинкарнация?

– Обыкновенная правда про то, какая я на самом деле. Очень толстая. Похожа на гигантскую грушу. У меня морбидное, то есть патологическое ожирение. Наверное, куча болезней, от диабета второго типа, атеросклероза и до всякого там варикоза. Я не хожу в поликлинику, не вызываю врачей на дом, игнорирую свои вероятные диагнозы, они обижаются, затаились и меня не беспокоят. Потому что я очень мало двигаюсь, крайне редко выхожу из дома. В булочную, в аптеку. Все покупаю по Интернету.

– Бутерброд с колбасой? – предложил Женя.

– Посыпь его цикутой!

– Кончилась, – ответил он спокойно, словно речь шла про соль или молотый перец.

– Скажи, неужели ты меня… Ладно, девочку Сашу Калинкину не помнишь?

– Помню, симпатичная.

– И все? – спросила я разочарованно.

– Круглая отличница. Умная, начитанная. Она была окружена аурой… терпеть не могу этого слова… невидимым облаком, эфиром… В общем, чем-то окружена, через что надо было иметь смелость и наглость пробиться.

– Ты всегда был интеллигентной размазней! – в сердцах фыркнула я. – И таким же остался!

– Кто бы спорил.

– Не хотела тебя обидеть.

– И не получилось. Есть ли какое-то разумное объяснение странной метаморфозе, превратившей пожилую женщину в девушку?

Он избегал обращаться ко мне и на «вы», и на «ты».

– Разумного нет. Я не заказывала по Интернету средство Макрополуса или живую воду. Был, правда, Старичок-Боровичок.

– Кто?

– Это не живой человек, а персонаж сказки.

Я рассказала про свой в детстве любимый фильм «Морозко», как Старичок-Боровичок мне снился, как просила его в сложные моменты помочь мне.

– В четвертом классе я долго болела, запустила математику. Помнишь, на экзамене меня учительница посадила рядом с тобой, и я передрала у тебя решение задач?

– Не помню.

– Может, ты не помнишь и как выносил меня со сцены на концерте дружбы народов в честь юбилея Октябрьской революции?

– Это помню. Саша Калинкина так вцепилась в меня, что поцарапала шею.

– Серьезно? А мне казалось, что я красиво и безвольно возлегаю на твоих мужественных руках. Женя, все, поведанное мной, напоминает бред, фантастику, не лезет ни в какие ворота, даже в щелочку здравого смысла. Но с человеком иногда происходит нечто помимо его воли. Как с Олей Семиной.

– Бабца́.

Оля Семина к седьмому классу приобрела полную биологическую зрелость. Рядом с ней мы выглядели мелкой шклявой пацанвой. Учитель физкультуры, глядя, как Оля безуспешно пытается перепрыгнуть через коня, обронил: «Бабца́. Замуж можно выдавать». Прозвище к бедной девочке приклеилось намертво.

– Дети бывают очень жестоки, – сказала я. – Мой сын с приятелями надувал через соломинку лягушек.

– Расскажите о своем сыне, – попросил Женя.

Как любой мамочке, мне только дай повод поговорить о чадушке, не остановить.

В кратком изложении мой монолог был следующего содержания.