Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

Я вернулся в операционную, узнал телефоны родственников сегодняшних пациентов и принялся их обзванивать, чтобы отчитаться об операциях. С первыми тремя пациентами все было отлично: у пожилого мужчины с опухолью гипофиза уже начало восстанавливаться зрение; немногословный автослесарь, которому я провел краниотомию в сознании, стал более разговорчивым; у молодой женщины с опухолью в основании черепа после операции болела шея, но в остальном она чувствовала себя на удивление хорошо. Четвертая пациентка лежала подключенная к аппарату искусственной вентиляции легких в отделении интенсивной терапии, где врачи пытались вывести ее из диабетической комы.

Пора домой. Денек выдался, пожалуй, сумбурный, но никто из пациентов серьезно не пострадал. Я был решительно настроен и дальше смотреть на нейрохирургию с положительной стороны.

В одиннадцать вечера, когда я уже собирался лечь спать, зазвонил мой мобильный. Я чистил зубы в ванной на втором этаже, а телефон заряжался на столе в кухне, так что я голышом побежал вниз по лестнице, спотыкаясь на ходу и сыпля проклятьями.

Нейрохирурги не радуются вечерним звонкам после целого дня в операционной: обычно они предвещают большие проблемы.

Когда я добежал до телефона, звонок прекратился. Но почти сразу пришло уведомление о входящем голосовом сообщении, и одновременно зазвонил стационарный телефон. Ругаясь еще сильнее, я поднял трубку.

— У женщины с менингиомой «лопнули» оба зрачка, на снимках виден сильный отек, — услышал я голос Влада, ординатора, дежурившего в ту ночь.

В первую минуту я был слишком озадачен, чтобы ответить.

— Но я ведь даже не оперировал ее! А я-то уж подумал, что беда случилась с одним из других пациентов…

— Возможно, отек усилился от диабета или введения в организм жидкости, — предположил Влад. — Что собираетесь делать?

— Не знаю.

Я сел на кухонный стул, абсолютно голый и без единой мысли в голове.

— С биохимией у нее теперь все в порядке. Анестезиолог обо всем позаботилась, — добавил Влад.

— В этом я и не сомневался, — чуть помолчав, сказал я. — Но я действительно не знаю, как поступить… Если мы сейчас проведем декомпрессионную краниотомию, чтобы снизить давление, она, может, и выживет, но останется овощем. Хотя и без операции она, вероятно, продержится какое-то время, и мы сможем прооперировать ее позже. Не знаю, как быть, — повторил я.

Влад ничего не говорил, а я рассеянно разглядывал кухонный стол.

— Стечение обстоятельств уникальное, — произнес я наконец. — Как ни крути, толку будет мало.

Я подумал о человеке с молотком, которому все вокруг напоминает гвоздь.

— Мы хирурги, — продолжил я. — Мы склонны к тому, чтобы во всех случаях считать операцию необходимой. Но это отнюдь не означает, что операция — всегда правильное решение.

Влад опять ничего не ответил, ожидая моего окончательного решения. Я помедлил, надеясь добиться ответа у подсознания: проблема была слишком нетипичной, чтобы с ней могли справиться здравый смысл и научный подход. Однако решение нужно было принимать не откладывая. «Влад — опытный врач, скоро он станет старшим хирургом. Он может и сам провести операцию. А я мог бы вернуться в постель», — убеждал я себя.

— Везите ее в операционную. Снимите переднюю часть черепа и удалите опухоль. Если мозг окажется безнадежно отекшим, оставьте черепную коробку открытой.

— Хорошо, — сказал Влад, довольный, что решение принято, и обрадованный перспективой самостоятельно провести операцию.

А я все сидел на кухонном стуле, уставившись в стену. В больнице прекрасно обойдутся и без меня, вовсе не обязательно ехать туда. Однако я понимал, что мысли об операции не дадут мне уснуть. Поэтому я быстренько оделся и покатил по темным пустынным улицам — благо жил неподалеку — в больницу. Я взбежал на второй этаж, но, к своей досаде, обнаружил, что пациентку еще не доставили в операционную. Тогда я пошел в отделение интенсивной терапии. Пациентка, так и не пришедшая в сознание, была по-прежнему подключена к аппарату искусственной вентиляции легких. Вокруг собрались врачи и медсестры.

— Да не ждите вы долбаных санитаров, — в гневе выпалил я. — Я сам доставлю ее в операционную.

Началась привычная суета. От пациентки отсоединили все подключенное оборудование: шприцевые насосы, мониторы, катетеры, капельницы и аппарат искусственной вентиляции легких, а затем ее подключили к портативной аппаратуре, после чего неуклюжая процессия из согнутых пополам врачей и медсестер, толкающих носилки или несущих оборудование, двинулась по коридору к операционной.

Оказавшись на месте, я в считаные минуты вскрыл голову бедняжки и прикоснулся пальцем к ее мозгу.

— Мозг очень вялый, — пробормотал я.