Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

— Игорь, эта опухоль огромна. Я таких больших в жизни не видел. Не сравнивайте ее с обычными маленькими опухолями — тут совсем другая история.

Игорь ничего не ответил, но было очевидно, что я его не убедил и ему не терпится взяться за операцию.

Первая операция по удалению акустической опухоли прошла хорошо. Деталей я не вспомню: моя память слишком перегружена дальнейшими событиями. Я помню, однако, что операция тянулась много часов и домой мы попали в десятом часу вечера — впрочем, как и всегда, когда я работал с Игорем.

— Как же здорово, что вы приезжаете! — воскликнул Игорь, когда мы ехали домой, подпрыгивая на булыжной мостовой, ведущей к Днепру. — Для меня это словно праздник. Я привожу в порядок мысли. Перезаряжаю батарейки!

Мне хотелось сказать, что мои собственные батарейки разряжены, а в мыслях раздрай, но я промолчал.

Ночую я у Игоря и Елены, на диване в гостиной. Не самое удобное место для сна, но я всегда прекрасно высыпаюсь (хотя однажды диван разложился прямо посреди ночи, и я оказался на полу). Квартира расположена на шестнадцатом этаже типичного дома советской эпохи. Вид из окна жутковатый: огромным кругом стоят идентичные друг другу обшарпанные многоэтажки, а в центре кольца — обветшалая школа и поликлиника. Такой вот Советский Стоун-хендж. В гостиной помимо дивана есть еще большой плоский телевизор и застекленный книжный шкаф, в котором стоят преимущественно учебники по медицине. На стенах висят иконы. Как и во всей квартире, тут очень скромно — почти по-пуритански — и чисто. Всю свою жизнь эта семья посвящает работе.

Просыпаюсь я рано: меня будит глухой гул видавшего виды лифта, разъезжающего вверх-вниз. Мы встаем в шесть и через сорок пять минут выезжаем в больницу. Дорога в это время уже забита, хотя машины едут довольно быстро. Мы движемся по подвесному Московскому мосту через Днепр. На западе видны блестящие купола Киево-Печерской лавры, а на востоке восходящее солнце отражается в окнах безвкусных многоэтажек, возведенных в разгар строительного бума, который предшествовал кризису 2007 года.

Мы осматриваем пациентку, которую оперировали накануне. Она в чудесной форме, на лице никаких следов паралича. Не устаю поражаться выносливости украинцев: женщина уже стоит рядом с кроватью, пусть и неустойчиво. Мы обмениваемся радостными улыбками. На соседней койке лежит девушка с длинными волосами.

— Супраселлярная менингиома. Операция назначена на завтра! — объявил Игорь. — У второй пациентки с акустической опухолью ангина. В этой стране по закону нельзя оперировать, если у больного ангина.

Итак, весь день мы потратили на прием пациентов, а поздним вечером выехали в чистое поле на окраине Троещины — унылого жилого массива, в котором живет Игорь. Он уже давно приобрел здесь земельный участок, чтобы построить собственную больницу, но затем грянул финансовый кризис 2007 года, и пустырь так и остался пустырем. В последнее время Игорь занимался переоборудованием многоэтажного дома под больницу, а кроме того, купил себе большой недостроенный дом. Порой мне кажется, что он начал переоценивать свои силы — отсюда и его все более и более угрюмое выражение лица. Трава в поле была пожухлой, местами выжженной, но кое-где проглядывали молодые зеленые побеги. Повсюду валялся мусор. Вдали виднелись серые дома Троещины и высокая дымовая труба электростанции. Рядом протекал грязный ручей, заваленный полиэтиленовыми пакетами и жестяными банками, а вдоль него росли измученные ивы. Из кармана куртки Игорь достал кухонный нож, срезал ивовую ветку и воткнул ее в землю.

— Неужели и правда вырастет? — скептически спросил я.

— Можете не сомневаться, — ответил он, обведя рукой десяток деревьев, которые выросли на берегу ручья за последние десять лет.

Напротив нас, по другую сторону грязного ручья, находились бетонные развалины и ресторан, окруженный горами хлама. У входа сидела собака, которая, увидев меня, залаяла.

— Меня местные научили. Люди их постоянно срубают. — Неподалеку лежали обугленные остатки поваленных стволов. — Чтобы уцелело одно дерево, нужно посадить не менее пяти.

Пока Игорь сажал ивовые прутья в землю, мы обсуждали его бесконечные трения с коррумпированными чиновниками.

— Это страна потерянных возможностей, — констатировал он. — Первая наша проблема — Россия, а вторая — украинские чиновники. Все отсюда уезжают. Я одновременно и люблю, и ненавижу эту страну. Вот почему я сажаю деревья.

На следующий день мы прооперировали девушку, терявшую зрение. Одна из главных сложностей в работе с Игорем состоит в том, что к серьезным операциям редко удается приступить до обеда. Я не раз жаловался ему на это, так как самая опасная часть операции приходится на вечер, когда я, например, уже начинаю уставать. Операции на мозге, сопряженные с немалым риском и требующие высочайшей точности, выматывают не на шутку. Игорь же неизменно отвечал, что подготовить операционную к работе раньше не представляется возможным.