Призрак Проклятой Башни

Тьма и хаос властвовали надо всем вокруг. Ветер бесился, словно вырвавшийся на свободу демон. Его вихри сражались друг с другом, крутя и взвинчивая потоки воды, рождаемые грозным негодующим небом. Деревья внизу кренились, волновались и стонали, будто неупокоенные души. Их чёрные, почти лишённые листвы ветви барабанили по обветшалым кирпичным стенам, выбивая неистовый ритм... В общем, погодка была как раз в моём вкусе. Я с громким гоготанием, которое, правда, вряд ли кто-то смог бы расслышать за рёвом ветра и грохотом ливня, носился над башней под тяжёлыми угольно-чёрными тучами. В такую погоду сдерживающие меня незримые путы ослабевали, благодаря чему я мог залетать дальше и оставаться снаружи дольше, чем обычно.

Капли дождя пролетали прямо сквозь меня, вызывая приятную щекотку. Я вообще люблю осенние бури. И зимние вьюги. А более всего - летние и весенние грозы, когда молнии сверкают вокруг тебя с такой немыслимой частотой, будто это спицы в крутящемся колесе. Иногда мне даже удаётся попасть под молнию. Стоит заметить, хороший электрический массаж после водяного душа весьма бодрит!

Внезапно я заметил двоих путников, словно из ниоткуда возникших на размытой ливнем дороге и со всех ног бегущих в сторону башни. Первый из них - тот, что был выше ростом, - левой рукой набегу придерживал у себя на голове шляпу, а правой - болтающуюся за спиной походную сумку. Второму придерживать было нечего, так что он просто старался не отставать от товарища на своих не столь проворных ногах. Не трудно было догадаться, что непогода застала странников врасплох и теперь они горели желанием как можно скорее найти укрытие от её лютого гнева.

Смекнув, что сегодня ночью у меня ожидаются постояльцы, я плавно слетел на первый этаж и повис напротив входа, с любопытством ожидая момента, когда мне представится возможность рассмотреть моих ночных гостей поближе. Через полминуты до меня донёсся звук хлюпающих по воде сапог и басистое восклицание одного из путников, обращавшегося отчасти к самому себе, а отчасти к своему товарищу:

- Слава те господи, кажись не заперто. Сюда, святой отец! Да смотри только на приступке не чебурахнись, а то не ровён час обратно до самой дороги уедешь!

Вслед за тем створки парадных дверей, до этого свободно гулявшие взад и вперёд под порывами ветра и в эту минуту как раз замершие в сомкнутом положении, внезапно вновь широко распахнулись от мощного нетерпеливого пинка, и передо мной предстали два самых непохожих друг на друга человека, каких я когда-либо видел.

- Чёрт меня вздёрни, вот это ливануло так ливануло! - радостно расхохотался тот, что вошёл первым, - здоровенный детина, одетый, как человек, привыкший много и подолгу путешествовать по диким местам. Голос у него был гулкий и раскатистый, как у великана, вдобавок зачем-то нацепившего себе на голову пустую бочку. Думаю, не ошибусь, если предположу, что это именно его нога заставила двери моего обиталища столь гостеприимно распахнуться.

- А ветрила-то какой! - продолжал великан. - Хорошо хоть эта развалюха тут рядом торчит - есть, где укрыться. А то б нас, того и гляди, совсем с головой утопило, клянусь собственной шкурой! Святой отец, ты как там? Совсем небось задубел в своей хламиде?

- Ничего! Я человек от природы теплокровный и к лишениям привычный. Давно мёрзнуть отучился, - смиренно улыбаясь, ответил вошедший следом второй странник, откидывая с лица намокший капюшон.

Остановившись на пороге, путники некоторое время молча всматривались во мрак заброшенного помещения.

- Эй! Есть кто живой?! - подал наконец голос первый. - Никого! - заключил он, подождав с полминуты и не дождавшись отклика.

"Живых-то нет. А вот насчёт "никого" это ты не угадал, приятель!" - хмыкнул я, сложив руки на груди и ожидая дальнейших действий своих гостей.

Пока путники оглядывали помещение, сам я изучал их.

Первое, что бросалось в глаза при взгляде на великана, была его густая, чёрная как смоль борода, разделённая по прошлогодней моде надвое, а также не менее густые и чёрные брови над острыми тёмными глазами. Шевелюра его почти целиком скрывалась под головным убором, лишь на загорелый лоб падала растрёпанная угольная прядь. Головной убор, кстати говоря, заслуживал отдельного описания. Это была ужасающая, видавшая виды и некогда должно быть красивая и модная, а теперь потёртая и облезлая широкополая шляпа буро-зелёного, под стать еловой хвое цвета с погнутым и растрепавшимся грязно-коричневым пером, торчащим из тульи в непонятном направлении.

Остальной наряд моего гостя состоял из длинного утеплённого походного плаща, плотно облегающей тело кожаной охотничьей куртки, высоких непромокаемых сапог с загнутыми голенищами и заправленных в них широких зелёных штанов. За спиной у путника была походная сумка и средних размеров лук, а также длинный колчан, в котором помещалось десятка два стрел с бардовым опереньем. К тёмно-коричневому ремню с массивной стальной пряжкой был привешен огромный охотничий нож с чёрной рукояткой.