Приворот

Лёгкий ветерок прошелестел по верхушкам берёз, и Мийке полегчало: услышала её Древняя Сила. Ну всё, кончился этот безумный день. Завтра Бертран проснётся прежним надменным чучелом, да и пусть. Всё лучше, чем этот глупый взгляд и бездарные сонеты.

А зелье придётся новое придумать. Как бы до зачёта успеть!

***

Утром Мийка проснулась от шума за окном. Кто-то умывался холодной водой и громко фыркал от удовольствия… Кто-то? Да это Бертран проснулся! Снят приворот? Подействовало?

Она быстро поднялась, накинула сарафан, пригладила волосы и выскочила во двор. Бертран обливался водой, оттащив ведро к самому забору и поливая на себя из глубокого ковша.

– Ух, хорошо! Как же тут здорово, а я и забыл совсем! – крикнул он Мийке, надевая рубаху. – А как ты меня сюда привела? Я не помню!

– Совсем ничего не помнишь, что вчера было? – осторожно спросила Мийка.

– Совсем. Как мы у Берты оказались?

– Вы вчера вернулись, у тебя Лорд задурил… – всё так же осторожно начала Мийка.

– Этот может! Да, это я помню. Ты мне ещё травы для него дала.

– Я не давала! Это ты у меня выхватил и съел!

– Я? Траву?

– Ну, не ты. Конь твой. Ты выхватил, а он съел. А трава нужная была! А потом кружку с квасом у меня отобрал, и выпил! А он не для тебя был!

– А для кого?

– Для, для… Для меня! Я туда травки специальные добавила, хотела на себе проверить, как подействует.

– А проверила на мне, – догадался Бертран. – И как подействовало?

– Плохо, – вздохнула Мийка. – Пришлось тебя к бабушке вести, чтобы помогла действие снять. Проснись-траву же твой конь слопал, а она нужна была.

– Ничего не помню… Я хотя бы не дрался, не ругался, тебя не обижал?

– Нет. Ты стихи сочинял… плохие, – хихикнула, вспомнив, Мийка. – И говорил странное, про ланиты.

– А что это? – изумился Бертран.

– Не знаю… Кажется, щёки.

– Зверское зелье! Хорошо, что ты не выпила!

– Да я и не стала бы без проснись-травы…

– Дети, есть хотите? – выглянула в окошко бабушка. И они, почувствовав, что голодные, пошли в дом.

И только за столом, намазывая мёдом толстый ломоть хлеба, Мийка спохватилась: а ведь с Бертраном что-то не так. Где презрительная гримаса и высокомерный взгляд? Где этот гордец и насмешник? С ней за столом сидел вполне симпатичный парень, жевал свою краюху с мёдом, улыбался белозубо, весело поглядывал голубыми глазами. Неужели осталось побочное действие от зелья?

– Мийка, а помнишь, как мы тут детьми всё облазили? Ты нам ещё рыбные и ягодные места показала?

– Помню. А ты сказал, что ягодки собирать – для девчонок забава, а в нашем мутном омуте ничего не водится, кроме головастиков.

– Помню, дурак был! Вдруг заревновал, что Михай к тебе прикипел, а я вроде третьего лишнего. Вот и отгонял тебя от него…

– У тебя хорошо получалось, – хмыкнула Мийка.

– Ну говорю же, дурак! А покажешь мне те места, которые Михаю показывала? Помнишь, где лисята были?

– Так позднее лето уже, лисята выросли…

– Всё равно покажи!

И это был чудесный день! Мийка водила Бертрана на дальние ягодники, где ещё попадались переспевшие сладкие ягоды малины. Отыскала старую лисью нору – действительно, уже пустую. Показывала птиц и учила различать их по голосам.

А ближе к вечеру они вдвоём, отыскав в чулане заброшенные, но крепкие ещё снасти, пришли к омуту и надёргали ведёрко крупных серебристых карасей.

А потом просто сидели в тени старого вяза и смотрели на закат.

– Боги Вышние, как же здесь хорошо! – Бертран откинулся на шершавый ствол и потянулся. – Спасибо тебе.

– За что?

– За красоту эту. За то, что сюда привела и всё показала. Вообще за то, что ты есть.

– Бертран… – растерялась Мийка. Неужели приворот всё-таки действует? – Ты сейчас серьёзно? Или просто момент такой?

– И момент, и серьёзно. Иди сюда! Смотри, красота какая!

Он притянул девушку к груди таким уверенным жестом, словно давно уже так делал и давно определил её место вот тут, у себя под рукой и напротив сердца. Мийка притихла ошеломлённо: вот это да! Такой Бертран ей понравился. И понравился… очень. Без презрительно высокомерной гримасы и отстраняющей усмешки, весёлый, пытливый, озорной. Он так смешно передразнивал дрозда! Смешно и похоже. Раньше неё заметил лису в зарослях и показал Мийке, радуясь совсем по-детски. А с каким азартом он соревновался, у кого крупнее попадётся карась! Он весь день был таким живым, естественным, настоящим! Он был… своим.

А ещё он очень хорошо пах – прижатая к груди Мийка отчётливо различала запах его тела. Чуть терпкий, с полынной ноткой, слегка пьянящий. И такому, настоящему, Бертрану очень не хотелось врать.

– Бертран, я должна тебе сказать…

– Не надо, я всё понимаю, – он легко поцеловал Мийку в висок. – Вернёмся в терем, пришлю к старой Берте сватов. И у князя про тебя попрошу.

– Бертран, да выслушай! – вывернулась Мийка из тёплых и уже родных объятий. – Не надо никого посылать! Это всё не по-настоящему! Это я тебя приворожила! Нечаянно…

– Приворожила, – кивнул Бертран. – Я сразу это почувствовал.

– Сразу? – заморгала Мийка. А что же он тогда придуривался, да так убедительно? Стихи сочинял…