Притворись моей

Теперь он улыбается. До того тепло и ласково, что я почти забываю, о чём спрашиваю. Впрочем, в тот момент, когда мужчина останавливается, хотя песня не прекращается, я забываю вообще обо всём в один миг. А всё потому, что даже в своих самых смелых фантазиях трудно представить, как наследник «Галеон» опустится передо мной на колено. Но он опускается. Отпускает меня, но не руку, которую по-прежнему крепко сжимает, и достаёт из кармана пиджака самую обычную бархатную коробочку, предназначенную для хранения украшений. Неудивительно, что я забываю, как надо дышать. Замираю перед ним, пытаясь осознать, что происходит. А Глеб…

– Ты ведь выйдешь за меня?

Где-то здесь моё сердце совершенно точно должно остановиться.

Но нет.

Начинает биться с удвоенной силой.

Тук-тук…

Как удары молота по наковальне.

Того и гляди, пробьёт грудную клетку.

В тишине внезапно прекратившейся музыки – особенно слышно.

Куда громче, чем моё ответное…

– Да.

И вот уж чего совсем не жду, так это восторженных аплодисментов, наряду с громкими выкриками поздравлений. Хотя все они задевают мой слух лишь как фоновой шум. В голове будто вакуум образовывается. Мои мозги где-то в астрале. Я бездумно рассматриваю тяжёлый розовый камень в платиновом обрамлении, скользнувший на безымянный палец, и очень стараюсь начать заново дышать. Получается откровенно плохо. Голова идёт кругом.

– Глеб, я… – выдавливаю из себя еле как.

Собираюсь признаться, что мне плохо. Слишком уж щемит в груди. Пальцы почти не слушаются. Ноги становятся ватными. Того и гляди, упаду.

Но нет. Не падаю. И объяснять тоже ничего не нужно. Сильные объятия поддерживают, прижимают к широкой груди, дарят новую порцию тепла, спокойствия. Я слышу, как твёрдо и уверенно бьётся сердце Глеба, и моё собственное сердцебиение тоже постепенно утихает, подстраивается под чужой ритм. Шумно выдыхаю. Правда становится легче. А вместе с новой порцией кислорода и всё остальное плохое тоже проходит.

Ну, по крайней мере, то, что касается собственного самочувствия, ведь…

– Вот уж не думала, что вы «порадуете» нас подобным сюрпризом так скоро, – доносится из-за спины знакомый голос с оттенком сарказма.

На спутнице Филатова-старшего длинное платье глубокого синего оттенка, в тон общей гамме сегодняшнего вечера. Вера лучезарно улыбается, приобнимая за локоть своего сопровождающего. Её улыбка, адресованная нам, выглядит довольно искренне, хотя в словах всё равно чувствуется фальшь. А я только сейчас отмечаю тот факт, что и все остальные придерживаются определённого дресс-кода в выборе цвета своих нарядов, как она. Все. Кроме меня.

– М-м… Разве не этот бриллиант был продан за тридцать девять миллионов долларов на аукционе «Christie’s» в две тысячи тринадцатом? – заговаривает и Михаил Юрьевич, сосредоточившись на моей правой руке.

Невольно поджимаю пальцы, а кольцо на безымянном ощущается ещё более тяжёлым, нежели первоначально.

– Он самый, – согласно кивает Глеб.

Не могу не отметить, что смотрит он при всём при этом исключительно на Веру. С нескрываемым превосходством и капелькой заинтересованности.

– А мне казалось, что покупатель был анонимом. Как ты его нашёл? – откликает блондинка. – Должно быть, заплатил ещё больше.

Её радушие тает с каждой уходящей секундой. И пусть не сразу, но до меня начинает доходить, по какой именно причине так происходит.

– Захотел и нашёл, – безразлично пожимает плечами Глеб. – Моя невеста и не такого достойна, – вместе со словами обнимает меня крепче.

Я же стискиваю зубы сильней, делая вид, словно не замечаю завуалированное «И пошла ты со своим шантажом и знанием того, что я делаю у отца за спиной». Тоже цепляю фальшивую улыбку, как и Вера, которая заметно уязвлена.

– Но вообще мог бы хотя бы меня предупредить, что собираешься на такой… кхм… решительный шаг, – совсем не замечает истину происходящего Филатов-старший, добродушно усмехается, подходит ближе и хлопает сына по плечу, отсыпает скупые поздравления. – Мы даже толком не познакомились, не пообщались, – обращается уже ко мне.

– Ничего. Ни тебе с ней жить. А мне, – довольно грубо отчеканивает Глеб, не позволяя мне присоединиться к разговору. – Достаточно и того, что я с ней прекрасно знаком.

Три дня, угу.

– В отличие от меня. Я её вообще впервые вижу, – прибавляет ещё один женский голос, от ледяного тона которого в миг ползут морозные мурашки.

А прежде мне казалось, будто кондиционеры тут не справляются.

– Мама?

Глеб оборачивается к миниатюрной шатенке в платье, расшитом золотистыми камнями, а у меня в голове это его вопросительное «Мама» отражается громогласным набатом, наряду с тысячекратным эхом. Я едва справляюсь с собой, чтобы не застонать в голос, пока инстинктивно вжимаю плечи перед ещё одной представительницей рода Филатовых.

– Не знал, что и ты здесь будешь, – продолжает Филатов-младший.

– Решила в последний момент, – отмахивается от его замечания она, нахмурив свои идеально подведённые графитовым карандашом брови. – И я рада видеть тебя, сын, – произносит с нажимом, поворачиваясь ко мне.