Поэтому я помогла Мэри О’Рахилли выбраться из-под одеяла и перебраться на соседнюю койку. Не забыла я и о младенцах. Вкатила колыбель Юнис между новой кроватью ее матери и опустевшей кроватью в середине, чтобы удалить от чихавшей Брайди. Потом поставила рядом колыбель с Барнабасом, но слишком резко, потревожив обоих младенцев, и Юнис захныкала.
Я все пыталась вспомнить, если, конечно, кто-то мне говорил, связан ли короткий инкубационный период заболевания инфлюэнцей с более опасной формой. И могла ли Брайди по-быстрому проскочить фазу болезни и встать на ноги в считаные дни?
Чтобы она не мерзла, я укрыла ей плечи и шею кашемировым платком.
Она проговорила, стуча зубами:
– Приятно!
Потом я положила на нее одеяла и подоткнула края под тело, скованное ознобом.
– А теперь мне будет жарко! – пошутила она.
– Тебе полезно потеть.
– Можно еще воды?
Я побежала и налила ей полный стакан.
Брайди чихнула раз пять подряд в свой носовой платок.
– Извини.
– Перестань, – перебила я, – тебе не за что извиняться.
Я бросила ее носовой платок в корзину с грязным бельем и дала свежий. Мне показалось или болезненный румянец на щеках уже добрался до ее фарфоровых ушей? И теперь приобрел коричневатый оттенок? Красный – коричневый…
– Пей микстуру с виски, Брайди!
Она залпом осушила чашку. И поперхнулась.
Я нежно ее укорила:
– Маленькими глоточками!
Она пыталась отдышаться.
– Я думала, на вкус это приятнее, чем то, что я выпила.
Она с усилием проговаривала слова, я это слышала, потому что ей стало трудно дышать.
– Вот что я тебе скажу, – начала я. – Мне кажется, тебе нужно больше воздуха, вот почему у тебя так сильно бьется сердце, – оно старается восполнить недостаток кислорода. Дай-ка я положу тебе это под спину…
Я достала из шкафа клинообразную подпорку и поставила между спиной Брайди и стеной, а потом положила на деревянную рамку подушку.
– Откинься!
Ее упрямо торчавшие рыжие волосы на фоне наволочки напоминали закатное солнышко. Она прерывисто выдохнула.
Я взяла ее за пальцы и прошептала:
– Нет, все-таки признайся, почему ты мне солгала, что уже переболела гриппом?
Она хрипло ответила:
– Тебе же нужна была помощница. – И с трудом сделала вдох. – Мне просто хотелось помочь. Помочь тебе.
– Но ты же познакомилась со мной всего за минуту до этого.
– Если бы я сказала, что еще не болела гриппом… – усмехнулась она (теперь она задохнулась по-настоящему), – …ты бы просто меня отослала. В палате же было так много работы. Для двоих.
Я не смогла ничего ей возразить.
– Теперь-то чего уж, – свистящим шепотом добавила Брайди. Словно она, а не я, была медсестрой.
– Не надо беспокоиться. Я как-нибудь справлюсь.
Если я верно расслышала ее слова. Она выговаривала их еле слышно, с присвистом. Мне даже пришлось нагнуться и приблизить ухо к ее губам.
И интонация у нее была какая-то странная. Восторженная, что ли. Однажды я была на лекции альпиниста, который рассказывал о своем опыте восхождения на горный пик, где его охватила эйфория, потому что там был очень разреженный воздух. Но на горной вершине он не воспринял это как болезненный симптом, а может быть, в нем просто настолько взыграл азарт восхождения, что он не обратил внимания на свое состояние.
Я снова измерила ей температуру. Ртутный столбик подскочил до отметки 40 °C.
– Это не Брайди Суини? – раздался позади меня голос доктора Линн.
Я не отрывала взгляда от медкарты, покуда торопливо описывала состояние пациентки.
Врач перебила меня прежде, чем я успела закончить:
– Но ее надо отправить в женское инфекционное…
– Прошу вас, доктор, не переводите ее…
Она шикнула на меня, уже приставив свой стетоскоп к спине Брайди.
– Дышите поглубже, дорогая!
Даже стоя на приличном расстоянии от Брайди, я услышала свистящее дыхание.
– Кашля у нее нет, – сообщила я. – Это же хорошо, да?
Доктор Линн не ответила. Она осматривала кисти рук Брайди с обеих сторон. А я увидела, как они опухли, и не только от переохлаждения.
– Отечность распространилась на мягкие ткани, – пробормотала доктор Линн.
Как же я этого не заметила? И выдавила с усилием:
– Вы не наблюдаете у нее… – но не смогла выговорить слова «синюшности», – на щеках?
Доктор Линн задумчиво кивнула.
– Ну, если будете умницей, – обратилась она к Брайди, – и если вам улыбнется удача, они вполне могут опять порозоветь!
И как часто она видела розовеющие щеки выздоровевших по сравнению с сотнями случаев, когда пятна на коже лица темнели еще больше? Красный – коричневый – синий… «Хватит!» – приказала я себе. Да, Брайди нужна была улыбка удачи, кто заслуживал этого больше, чем она?
Доктор Линн взяла Брайди за подбородок.
– Откройте-ка рот на секунду…
Брайди широко разинула рот, высунув темный, как у повешенной, язык. Врач не стала комментировать, а повернулась ко мне:
– Вы делаете все, что можете, сестра, продолжайте давать ей горячее питье с виски. А теперь, боюсь, я должна уйти. Меня ждут в женской хирургии.
– Но…
– Я вернусь, обещаю, – сказала она, выходя из палаты.