Онор Уайт кашлянула, и у нее во рту собралась мокрота.
– Можете поставить миссис Уайт горячую примочку на грудь.
Мысленно я напомнила себе, что ночная сиделка мне не начальница.
– Вообще-то, сестра, мой опыт говорит, что в случае воспаления дыхательных путей компрессы не помогают.
Ее единственная видимая бровь – та, что не была прикрыта повязкой, – взлетела к куделькам на лбу.
– Мой куда более богатый опыт говорит, что, если ставить компресс правильно, он помогает!
По движениям лопаток Брайди я могла сказать, что она прислушивается к каждому слову нашей беседы. И ей явно хотелось заметить, что весь богатый опыт сестры Люк и все ее познания почерпнуты из прошлого века.
– Поскольку у нас дефицит персонала, – мягко возразила я, – позвольте мне все же остаться при своем мнении.
Едва слышное хмыканье.
– Отоспитесь хорошенько, – добавила я.
Монахиня застегнулась на все пуговицы с таким видом, словно у нее и в мыслях не было поступить столь малодушно.
– Суини, – строго сказала она, – не путайся сегодня под ногами.
Стоило сестре Люк скрыться за дверью, как Брайди оперлась о швабру и шумно фыркнула.
– Хорошо ты поставила на место старую каргу. Щелкнула ее по носу – она это запомнит!
Но ей самой не поздоровилось бы, если бы я поссорила ее с монахиней, учитывая, что они обитали под одной крышей. Кроме того, нельзя смущать пациенток смутой в рядах медицинского персонала. Поэтому, поглядев на Брайди, я покачала головой и сказала:
– Я рада, что ты сегодня пришла!
Улыбка.
– А почему я не должна была прийти?
Я ответила, стараясь оставаться бесстрастной:
– Ну, не знаю. Работа тяжелая, неприятные запахи, страшно…
– В обители у нас работа куда тяжелее, а главное – молитвы, молитвы…
– У нас – то есть у тебя и монахинь?
– У нас – обитательниц, нас там около двадцати девушек. Но в любом случае, вот я пришла. Смена обстановки – это как отдых. И здесь все так быстро меняется – каждую минуту происходит что-то новенькое!
Ее энтузиазм был заразительным. Я вспомнила, как она вчера порезалась осколком разбитого термометра.
– Как твой палец?
Она подняла его вверх.
– Ни следа. Этот твой карандаш просто чудеса творит.
– Вообще-то, все дело в науке.
Делия Гарретт уже не спала и пыталась принять сидячее положение в кровати. Я проверила ее швы: они хорошо заживали.
Она была слаба и немногословна.
– Скажите, ваша грудь стала мягче?
Слезы.
– Повязка на грудь должна помочь, миссис Гарретт.
Если туго перевязать молочные железы, они перестают вырабатывать нежелательное молоко. Я принесла рулон чистой марли. Не снимая с нее ночной рубашки, я четыре раза обернула грудь марлей.
– Скажете мне, если будет слишком туго? Или помешает дышать?
Она кивнула с безразличным видом.
– Хотите горячего виски?
– Давайте.
Возможно, разбавленный кипятком виски и не был ей нужен для лечения гриппа, но на ее месте я бы все эти дни спала и спала.
Онор Уайт приняла правильное положение для больной пневмонией – полулежа, но дышала с трудом и с присвистом, а ее бледная кожа приобрела зеленоватый оттенок. Я взглянула в ее медицинскую карту – удостовериться, что сестра Люк не забыла про назначенные ей общеукрепляющие таблетки. Конечно, забыла, и я написала рядом с названием таблеток «Боли в желудке» – препарат железа нередко вызывал такой побочный эффект. Пульс, частота дыхания, температура… не хуже, но и не лучше.
Когда я предложила виски, Онор Уайт по-прежнему наотрез отказалась от спиртного, поэтому я дала ей небольшую дозу аспирина, чтобы сбить жар, и ложку сиропа ипекакуаны от кашля. Потом развязала тесемки ее рубашки и растерла грудь камфарным маслом.
«Неисправимая» – это словцо, которым ее наградили, больно меня резануло. После всего, что пришлось пережить Онор Уайт, ее ожидало еще и двухлетнее заточение. Неужели закон позволяет монахиням удерживать человека в обители против воли?
Я тут же укорила себя: насколько мне было известно, Онор Уайт, быть может, и сама бы согласилась остаться в доме матери и ребенка, коли у нее не было никакого иного крова. Что вообще я могла в точности сказать об этой молчаливой женщине, о том, через что она прошла, чего хотела?
На средней кровати зашевелилась Мэри О’Рахилли, и я, повернувшись к ней, перечитала свои записи в медкарте. Схватки теперь продолжались с интервалом в семь минут. Я подождала, и когда, судя по ее лицу, схватка завершилась, спросила:
– Как вы себя чувствуете, миссис О’Рахилли? Вам удалось поспать ночью хотя бы немного?
– Наверное, да.
– Не хотите в туалет?
– Сестра Люк недавно меня водила. Как думаете, еще долго?
В ее тихом голоске угадывались нотки отчаяния, и слова я расслышала с трудом.
– Надеюсь, что нет. – Вот и все, что я смогла произнести в ответ.
(Я старалась вспомнить, когда после отхода вод обостряется риск развития инфекции: через двадцать четыре часа? Если врач скоро не придет, придется за ним послать.)
– Я дам вам горячего виски. И миссис Гарретт. И горячего лимонаду миссис Уайт.
Не успела я двинуться с места, как Брайди уже принялась готовить напитки на спиртовке. Она принесла три чашки и вложила каждую в ладони пациенткам.