Пристрастие к смерти

Не успел Дэлглиш поставить ногу на нижнюю ступеньку, как дверь наверху открылась и в осветившемся проеме обрисовалась мужская фигура. Когда они подошли поближе, он увидел, что мужчина был и старше, и ниже, чем он ожидал, – его рост едва укладывался в требования устава, но широкие плечи и военная осанка сразу же производили впечатление сдержанной силы. Кожа у него была очень смуглой, прямые черные волосы, явно гораздо более длинные, чем во времена армейской службы, падали на лоб едва ли не до самых бровей, пересекая его, словно рельефные шрамы над глубоко посаженными глазами. Короткий нос с широкими ноздрями, решительный рот над квадратным подбородком дополняли портрет. На мужчине были отлично скроенные бежевые брюки и клетчатая шерстяная рубашка с открытым воротом. Во всем его облике не было ни тени усталости, он казался таким же бодрым, как если бы сейчас было утро. Мистер Холлиуэлл посмотрел на них проницательным, но лишенным всякого беспокойства взглядом – эти глаза видели кое-что похуже, чем пара следователей уголовного розыска, явившихся среди ночи. Отступая в сторону, чтобы дать им пройти, он сказал:

– Я как раз варю кофе. Или вы предпочитаете виски? – Его речь была почти безупречна.

Они согласились выпить кофе, и он вышел через дверь в дальней стене комнаты. Послышался шум льющейся воды, звяканье крышки о чайник. Низкие окна длинной и узкой гостиной выходили на заднюю сторону стены. Будучи хорошим архитектором, Соун сделал так, чтобы полностью защитить частную жизнь семьи: конюшни были видны только из окон верхнего этажа. Через другую, открытую, дверь в дальней стене можно было разглядеть край односпальной кровати. Викторианский камин у них за спиной, небольшой, с изящно выкованной чугунной решеткой, с резным деревянным ограждением и элегантной нишей, напомнил Дэлглишу о камине в церкви Святого Матфея. Современный электрический обогреватель был включен в розетку, расположенную рядом с камином.

Сосновый стол с четырьмя стульями вокруг занимал середину комнаты, по обе стороны камина стояли два весьма потертых кресла. В простенок между окнами был встроен верстак, над ним – доска с инструментами, поменьше, чем в гараже, и более изящная. Увлечением Холлиуэлла, очевидно, была резьба по дереву. Сейчас он работал над Ноевым ковчегом с каноническим набором животных. Детали ковчега были красиво соединены «ласточкиным хвостом», и вся великолепная конструкция подведена под составленную из узких планок крышу. Уже законченные фигурки животных – пары львов, тигров и жирафов – казались менее тщательно вырезанными, но, безусловно, были без труда узнаваемы, и в них даже играла жизнь.

Одну из стен от пола до потолка занимали книжные стеллажи. Дэлглиш подошел и с удивлением обнаружил, что Холлиуэлл являлся обладателем полного комплекта «Знаменитых судебных процессов Британии». Была в его библиотеке и еще одна книга, даже более удивительная. Дэлглиш достал ее и пролистнул: восьмое издание «Учебника по судебной медицине» Кита Симпсона. Поставив том на место, он окинул комнату взглядом и поразился рациональности царившего в нем порядка. Это было жилище человека, организовавшего свое жизненное пространство и, вероятно, жизнь так, чтобы все отвечало его потребностям. Судя по всему, он хорошо изучил собственную натуру и научился жить с ней в ладу. В отличие от кабинета Пола Бероуна это была комната мужчины, чувствующего себя здесь спокойно и уверенно.

Холлиуэлл вернулся с подносом, на котором стояли три керамические чашки, бутылка молока и бутылка виски «Беллз». Он сделал приглашающий жест рукой в сторону последней и, когда Дэлглиш и Массингем отрицательно покачали головами, влил щедрую порцию в свою чашку. Они расселись вокруг стола.

– Вижу, у вас есть полный комплект «Знаменитых судебных процессов Британии», – сказал Дэлглиш. – Должно быть, это немалая редкость?

– Это мое увлечение, – ответил Холлиуэлл. – Когда-то я мечтал стать юристом-криминалистом, но обстоятельства сложились по-другому.

Он говорил без всякой обиды, просто констатировал факт. Спрашивать, какие обстоятельства, не было нужды. Юриспруденция все еще оставалась профессией избранных. Парню из рабочего класса редко удавалось пробиться в «Судебные инны»[13].

– Мне интересно судебное следствие, а не защита, – добавил он. – Большинство убийц кажутся тупыми и заурядными, когда видишь их на скамье подсудимых. То же самое будет, безусловно, и с этим парнем, когда вы до него доберетесь. Но возможно, животное в клетке всегда менее интересно, чем то, которое бегает на воле, особенно если на его след уже напали.

– Значит, вы полагаете, что имело место убийство, – констатировал Массингем.

– Я полагаю, что коммандер и старший инспектор уголовной полиции не приехали бы сюда после десяти часов вечера обсуждать, почему сэр Пол решил перерезать себе горло.

Массингем наклонился вперед, чтобы достать бутылку молока, добавил его в чашку и, помешивая свой кофе, спросил:

– Когда вы услышали о смерти сэра Пола?