Пришелец

— Вы много говорили о милосердии, — продолжал Эрних, — вам предоставляется прекрасный случай проявить его, своей рукой освободив от оков тех несчастных, что сидят под нами! Еще вы, как мне помнится, говорили, что вера без дел — мертва! Красивые слова, падре, — сколь прекрасны должны быть поступки человека, произносящего их! Действуйте, падре!

Он через плечо перебросил священнику тяжелую связку ключей и услышал, как тот на лету подхватил ее. Дильс по-прежнему крепко сжимал шею Нормана, приложив к его виску дуло пистолета.

— Гуса! — повелительно крикнул Эрних. — Собери оружие, освободи крышку люка, чтобы ничто не препятствовало святому отцу совершить дело милосердия!

Гуса перевел взгляд на Нормана, и тот слегка прикрыл веки в знак согласия. Но в тот момент, когда он приблизился к полотну и наклонился над ним, чтобы собрать углы и стянуть их в узел, Эрних увидел, как матрос, стоявший у штурвала, резко крутнул массивное деревянное колесо. Палуба корабля накренилась, Дильс покачнулся и стал валиться вбок вместе со своим пленником. И тут Гуса метнулся к ним, выставив перед собой жесткую ладонь с широко растопыренными пальцами.

Пистолет ожил в ладони Эрниха как бы сам собой, разразившись грохотом, огнем, дымом и послав в запястье сильный резкий толчок. Пуля попала Гусе в живот; черный великан упал на палубу и скрючился, скрипя зубами и зажимая рану пальцами. Из капитанской каюты донесся длинный отчаянный крик Сафи. Но его тут же подхватил и перекрыл страстный напряженный вопль, раздавшийся на верхушке мачты. Все подняли головы: отшельник Уни, казавшийся снизу совсем маленьким человечком, взлетевшим над белыми облаками парусов, стоял, выпрямившись в полный рост, и, широко раскинув руки, исторгал из себя бесконечно долгую, ликующую ноту.

— Падре, — насмешливо прохрипел Норман, — язычник узрел своего бога!

Но тут корабль опять качнуло, вопль умолк, и все увидели, как Уни скрестил руки на груди, наклонился, вывалился из своего дощатого гнезда и, распустив по ветру длинные седые пряди, упал в волны.

И тут все смешалось. Гардары, забыв про Гусу и про Нормана, бросились к вантам, веревочным лестницам и стали из последних сил карабкаться по ним вверх, вглядываясь в гладкую выпуклую линию горизонта и уже как бы различая над ней плоскую темную туманность близкой земли.

Падре рухнул на колени и, воздев руки к небу, стал благодарить Господа за то, что тот избавил несчастных от мучительной смерти и после всех ужасов корабельной преисподней привел их к обетованной земле.

Гребцы в трюме, услышав шум, выстрел и суматоху на палубе, тоже страшно забеспокоились и, бросив весла, стали кричать и звенеть цепями.

И только Гуса продолжал неподвижно лежать на палубе, прижав ладони к животу и глядя на растекающуюся перед ним лужу темной крови.

— Земля? — спросил Дильс, не выпуская шею Нормана.

— Да, — сказал Эрних, — земля!

— Скажи, чтобы он отпустил меня, — прохрипел Норман, скосив глаза на Эрниха.

— Чтобы ты опять заковал его, а потом продал какому-нибудь мерзавцу? — спросил Эрних. Он уже отбросил на доски палубы дымящийся пистолет и теперь склонился над Гусой.

— Никто не знает здешних рифов и мелей лучше меня, — продолжал Норман, — и если мы с ходу налетим на подводную скалу, то всех, кому удастся добраться до этих гостеприимных берегов, забьют в колодки здешние торговцы живым товаром!

— Что вы скажете по этому поводу, падре? — спросил Эрних, осторожно отводя ладони Гусы от кровоточащей раны.

— Норман прав, — ответил священник, — теперь даже я своими старческими глазами различаю темную полоску суши и вижу перед ней белую ленту прибоя!

— Это риф! — хрипло крикнул Норман. — Это Большой Риф! Пустите меня, если вы хотите остаться в живых!

— Дильс, отпусти его! — приказал Эрних, не поднимаясь с колен. — А сам собери пистолеты, клинки и вместе с падре спустись в трюм и освободи пленников!

Воин быстро снял с шеи Нормана висящий на блестящей цепочке ключ, провел его по палубе до самой мачты, отпустил, а сам вернулся к куче оружия, завязал ее в узел, отнес в капитанскую каюту, вышел, запер за собой дверь и ключ повесил себе на шею. Но Эрних не видел всего этого, не видел, как узкой гибкой тенью выскользнула из капитанской каюты Сафи, и почувствовал ее близость лишь тогда, когда она положила руку ему на плечо и что-то взволнованно и жарко зашептала на незнакомом языке.

— Да-да, — наугад ответил он по-гардарски, — я постараюсь, он не умрет…

Говорил и осторожно погружал пальцы в маленькую круглую ранку на темной, как ореховая кора, коже. Гуса уже не стонал. Он лежал на спине и неподвижными глазами смотрел на верхушки мачт, на реи, где размеренно двигались черные маленькие фигурки матросов, убиравших лишние паруса. Из распахнутого смердящего отверстия люка доносился звон цепей, слабая ругань, вздохи и стоны ошалевших от неожиданной свободы каторжников. Норман сам крутил тяжелое колесо штурвала и хрипло, яростно выкрикивал короткие морские команды. Но все эти звуки покрывал жаркий прерывистый шепот Сафи: «Спаси его! спаси его! спаси его!..»