Пришелец

Эрних прошел вдоль ряда и занял свое место во главе племени. Все были здесь, кроме Бэрга и Янгора, вышедших на раннюю охоту. Они и другие охотники племени целыми днями прочесывали безмолвный, выжженный солнцем лес и порой выходили к стоянке лишь глубокой ночью, выкладывая перед слабым, окруженным земляным ровиком костром, свою скудную добычу: бурундука, мышь, горсть недоеденных вепрями желудей. Но на этот раз Янгор возник перед Эрнихом, когда он поднимался по глубокому руслу высохшего ручья, перескакивая с камня на камень и порой оглядываясь на цепочку людей, то пропадавших, то вновь возникавших из-за неровных обрывистых берегов. Янгор спускался навстречу, прихрамывая, опираясь на копье и все время оглядываясь назад. При виде Эрниха он сделал ему предостерегающий знак, а приблизившись, негромко сказал: «Вяги». И древком копья коснулся своего колена, туго перемотанного сплетенным пучком травы, перепачканной кровью. Так что слух не обманул Бэрга, он действительно слышал удары топора по сухому дереву, но это было совсем не то, что он подумал: Дильс и Свегг не прорубали проход в буреломе — кетты выбрали место на обрыве и начали окружать его бревенчатым валом.

К тому времени, когда Бэрг вышел на зов, новая стоянка была окружена поваленными и положенными в три-четыре ряда бревнами примерно на треть и работа шла вовсю. Дильс и Свегг валили деревья вниз по склону, оставляя низкие, расщепленные кремневыми топорами пни, Эрних клинком обрубал сучья и верхушки, охотники подтаскивали бревна к стене и укладывали их друг на друга между вбитыми в землю кольями, женщины и дети затыкали щели травой и дерном. При виде Бэрга с пленником на плече Дильс выпрямился, опустил топор и уставился на изогнутого, как лук, вяга любопытным, но не выражающим никакой враждебности взглядом. Впрочем, этот взгляд нисколько не обманул Бэрга. Он вспомнил, как воин учил его своему искусству, говоря: при виде врага не следует испытывать каких-либо чувств, ибо они мешают нанести точный и сильный удар, а также вовремя заметить и использовать чужую ошибку.

— Изгони из своего сердца злобу, — говорил он, едва уловимым движением отступая в сторону и вдруг оказываясь за спиной кипящего от бешенства Бэрга, — ибо злость съедает твою силу и увеличивает твой страх.

Бэрг подошел к Дильсу и положил связанного вяга к его ногам. Тот очнулся и напряг мышцы, пытаясь разорвать стягивавшие его путы. Дильс рукояткой топора несильно ткнул его в бороду и в шею. Вяг захрипел, выкатил глаза и задергал подбородком, стараясь освободиться от травяной затычки.

— Хорошие удары, — сказал Дильс, — вскользь… Ему повезло, ты мог его убить.

— Я не хотел его убивать, — сказал Бэрг, — я просто защищался.

— Защищаясь, убить легче, — ухмыльнулся Дильс, — если ты, конечно, умеешь защищаться.

— Защищаюсь, как умею, — нахмурился Бэрг, скосив глаза на Эрниха, вогнавшего в ствол свой клинок и теперь подходившего к ним. Вяг еще раз дернулся и затих, прислушиваясь к его шагам.

— Бэрг прав, — сказал Эрних, — убить легче всего, и мы всегда успеем это сделать…

— Хороший вяг — мертвый вяг! — захохотал Дильс. — Так, Свегг?

— Угу, — буркнул второй воин, с натугой упираясь плечом в подрубленный ствол березы. Дерево трещало, раскачивалось, наконец стало крениться и с шумом рухнуло в сухие колючие кусты малины, усыпанные бурыми пересохшими ягодами.

— Зачем он нам? — Дильс передернул могучими загорелыми плечами и опять взялся за рукоятку топора. — Разве что заморить голодом или привязать к стене, когда вяги начнут забрасывать нас камнями…

— Или копьями, — сказал Бэрг, — вот такими, как это! — Он размахнулся и с силой вогнал копье вяга в ствол поваленной Свеггом березы.

— Такими? — Свегг выдернул копье из ствола и уставился на широкий плоский наконечник. — Откуда у них такие?

— А это мы сейчас узнаем, — нахмурился Дильс. — Бэрг, тащи его в лагерь!

Пленника привязали к стволу толстой корявой сосны посреди лагеря. Жрицы проделали это с такой привычной механической ловкостью, что он не успел пошевелить ни рукой, ни ногой, как уже был примотан к дереву длинными травяными нитями, приготовленными для плетения сетей. После этого жрицы развязали его руки, подняли их, развели и примотали к расходящимся по обе стороны ствола ветвям. Широкий кожаный обруч, иссеченный клыком вепря, все так же закрывал рот пленника, так что он мог только мычать от бессильной ярости и вращать белками глаз, подернутыми кровавой сеточкой.