Пришелец

Тэум посмотрел на него большими черными глазами, склонил голову и слегка прикрыл полупрозрачные пленчатые веки.

— Вы хотите обратно? Домой?

По-прежнему храня молчание, тэум ладонями разгреб перед собой подстилку до самой земли и, расчистив небольшую площадку, тонким, но необыкновенно твердым пальцем начертил на ней знак Синга.

— Вы посланцы Синга? — спросил Эрних замирающим от волнения голосом.

Тэум поднял голову, посмотрел на него долгим тяжелым взглядом и вдруг разжал тонкие бледные губы и вполне отчетливо произнес всего одно слово: Кармас.

— Кармас? — повторил за ним Эрних. — Что такое Кармас?

Тэум обвел Синга тонкой чертой, схожей с отпечатком тела вепря на снегу, и кулаком выбил в черте неглубокую овальную ямку.

— Кармас! — повторил он, указывая на ямку и снова поднимая два сложенных пальца к невидимому небу. Потом опять посмотрел на Эрниха темным вопросительным взглядом.

— Да-да, Кармас! — закивал тот, мучительно пытаясь догадаться, что же хотел сказать ему этот бледный незнакомец.

Тэум согласно и, как показалось Эрниху, радостно захлопал прозрачными, как лепесток болотной тиллии, веками и провел вокруг Синга еще одну черту, охватившую гораздо больший овал, нежели тот, в который была впечатана ямка Кармаса. И опять, выбив в черте ямку, потыкал в нее пальцем: «Эя!»

— Эя? — переспросил Эрних. — Да-да, Эя!

Тэум сосредоточенно наскреб в ладонь немного сухой земли, высыпал ее в ямку, воткнул сверху две хвоинки и, похлопав по стволу и по извилистому гребню елового корневища, настойчиво повторил: «Эя!»

Эрних недоуменно молчал, не зная, то ли вежливо соглашаться, то ли возражать против непонятных слов и жестов тэума.

Тогда тот протянул к нему тонкие бледные пальцы, легким движением вырвал с головы Эрниха несколько волосков и, свернув их колечком, положил поверх хвоинок. Затем, проделав то же со своими волосами, он уложил свернутое колечко в ямку Кармаса и, не сводя с Эрниха внимательного задумчивого взгляда, медленно растворился в воздухе.

Эрних быстро огляделся. Все было как обычно: вокруг затухающего костра кряхтели и ворочались спящие люди племени, из темноты доносились слабые, приглушенные стоны жрицы и сладкое урчание Дильса, Свегг стоял, опершись на копье и глядя перед собой широко открытыми, неподвижными глазами. Эрних подошел к костру, отыскал свое место, бросил шкуру на слой елового лапника, лег и уснул.

Утром он все пытался заговорить с Гильдом, но старик, обычно спокойно высматривавший путь в просветах между стволами и указывавший на самое далекое дерево, к которому надо двигаться, на этот раз почему-то страшно суетился. Он то подбегал к кострищу, следя за тем, чтобы под слоем дерна не остался ни один тлеющий уголек, то расталкивал руками жриц и склонялся над колодцем, бормоча, что каждая потерянная капля воды сейчас может стоить жизни, то принимался хлопотать вокруг искусанного пчелами охотника, втирая слюну в его опадающие, но все же обложившие пол-лица опухоли. И все-таки он выбрал момент, когда Гильд сломал одну из своих можжевеловых подпорок, чтобы подхватить его под руку и подвести к подножию ели, где был отчетливо виден процарапанный ночным призраком рисунок: Синг, окруженный широким двойным овалом, ямки с волосяными колечками.

— Да, — спокойно сказал Гильд, едва взглянув на ямки, — они все еще с нами.

— Но кто они? — взволнованно прошептал Эрних. — Откуда? Чего они хотят от нас?

— Не знаю, — задумчиво ответил Гильд, — они как будто предостерегают нас от чего-то…

— От чего? Неужели и ты не знаешь?

— Не знаю, мой мальчик, — сказал Гильд, вынимая из ямок волосяные колечки и нанизывая их на палец. — Может быть, они просто дают нам понять, что знают нечто, пока недоступное нашим слабым умам?

— Это у тебя-то слабый ум? — недоверчиво усмехнулся Эрних. — Что-то мне пока не представлялось случая это заметить… Впрочем, для таких наблюдений, наверное, надо иметь голову посветлее моей, да?

— Ты знаешь, что такое время? — спросил Гильд, как бы пропустив мимо ушей все, что сказал Эрних.

— Мы идем сорок восемь лун, — сказал Эрних, — старуха Хельма умерла — пришел ее срок… Астор рожает Синга, чтобы вечером поглотить и вновь родить утром, напитав его соками своего чрева… Люди умирают и уходят в землю, в чрево, там вода, она питает Синга… Можно сжечь — тогда сразу к нему, вместе с дымом… А время?.. Нет, не знаю.

Гильд задумался, хотел что-то сказать, но в этот миг Дильс подал знак, что племя готово выступать.

— Иди, мой мальчик, — сказал старик, — иди…

— Но какой смысл… — начал было Эрних, но Гильд прервал его коротким нетерпеливым жестом:

— Иди, иди! А смысл? Не знаю. Они сказали нам, чтобы мы шли, и мы должны идти — иди!..