Пришелец

— С большим удовольствием! — воскликнул Свегг и, бросившись к решетке, перекрывавшей дверной проем, переломил толстый ржавый прут ударом кулака. Хозяин хатанги, стоявший по ту сторону решетки и внимательно следивший за всем, что происходило перед его глазами, выхватил из-за пояса короткий тяжелый клинок и в тот момент, когда Свегг обеими руками ухватился за прутья, сделал выпад. Послышались резкий треск, скрежет ржавого железа и чистый холодный звон ломающейся стали. Спина воина дрогнула, но пальцы, захватившие прутья решетки, не разжались, а продолжали делать свое трудное дело до тех пор, пока четкие квадратные очертания проемов не поплыли в стороны наподобие ячеек заброшенной в воду рыбачьей сети. Хозяин хатанги медленно пятился в глубь двора, растерянно вертя в руке рукоятку клинка и все еще тыча перед собой коротким поблескивающим обломком. Когда же один из прутьев решетки со звоном лопнул, осыпав ржавой трухой голову и плечи Свегга, хозяин отшвырнул обломок и исчез, напоследок разорвав ночной мрак истерическим захлебывающимся воплем.

— Зачем ты ломаешь решетку, Свегг? — спросил пришелец.

— Масло для плошки… Свет… Доспехи подгонять… Свобода… — с натугой прохрипел воин, отгибая сломанный прут.

— Свет?.. А разве здесь темно?.. И зачем подгонять доспехи?.. Разве твой панцирь стесняет движения?..

Пришелец подошел к Свеггу и потрогал его за плечо.

— Перестань, не трать силы, — сказал он, — они тебе пригодятся…

Свегг разжал руки, обернулся, и все увидели, что клинок хозяина оставил на его панцире лишь легкую кривую царапину.

— Лихо, — присвистнул Дильс и, подойдя к наваленным на полу доспехам, не глядя вытащил из груды широкий, обшитый костяными пластинками пояс. Вслед за ним и остальные стали выбирать и примеривать на себя наколенники, шлемы, панцири и даже небольшие полумаски, снабженные длинными узкими ремешками. Но никакие ремешки не понадобились: каждый доспех словно прирастал к коже, едва коснувшись предназначенного для него места. В пылу примерки все то ли забыли о призрачном незнакомце, то ли так свыклись с его появлением, что Сконн походя отхватил пальцами кусок рыбины, чудесным образом испеченной прямо на каменном полу хатанги. Прожевав кусок, рыжий охотник сел на пол и стал вытирать ладони о косматую шевелюру. Когда же пальцы запутались в волосах, Сконн по привычке слегка дернул рукой и тут же взвыл не столько от страшной боли, сколько от ужаса, увидев на собственной ладони окровавленный клок волосатой кожи.

— Осторожнее, Сконн!.. — сказал пришелец. — Так можно и собственную голову оторвать…

Он подошел к вягу, взял у него из рук клок кожи и, приложив к окровавленному черепу, мягко провел ладонью над пораженным местом. Послышалось легкое потрескивание, в густых рыжих космах забегали беспокойные голубые искорки, и вырванный клок вновь намертво прирос к шишковатой голове.

— Однако… — пробормотал Свегг и тоже потянулся к початой щуке.

— Только не особенно увлекайтесь!.. И поберегите на утро!.. — сухо предупредил падре, когда вслед за воином и остальные стали подходить и отщипывать кусочки от рыбьего хребта. Сам он оторвал щучью голову, хвост, кусок запеченной шкурки и, поместив все это в полотняный мешочек, туго перевязал его кожаной тесемкой. Но даже занимаясь всем этим, падре ни на миг не выпускал из виду своих людей, наблюдая за тем, как они осторожно, волокно за волокном, поглощают белую плоть рыбы, неукоснительно нараставшую на обнажающихся костях. Осветительные плошки по углам давно остыли, но внутренность хатанги продолжал заливать ровный, не отбрасывающий теней свет. Падре поднял голову в поисках призрачного пришельца, но его нигде не было.

— Норман? — окликнул он командора. — Вы не видели, куда исчез наш гость?..

— Гость?.. — усмехнулся Норман, пристально глядя в глаза священнику. — Вы спрашиваете так, словно не узнали его?..

— Так вы думаете…

— Я не думаю, — перебил Норман, — я знаю… И знаю, что вы знаете, и вы знаете, что я это знаю…

— Нет-нет, — забеспокоился падре, — этого не может быть…

— Почему?.. Потому, что этого не может быть никогда, — так?..

— Зачем же сразу так, командор?.. Ну, когда-нибудь, разумеется, это должно будет произойти, но сейчас, здесь, с нами?.. Нет-нет, это бред, наваждение, морок!..

— Какой морок? — Призрак вновь сгустился из воздуха и повис над полом, слегка касаясь каменных плит полами хитона. — Почему вы каждый раз не верите мне?..

Падре хотел было что-то сказать в свое оправдание, но его ответ, по-видимому, не представлял для пришельца никакого интереса. Он вновь стал быстро бледнеть, удаляться и, сжавшись до размеров нормановской трубки, исчез в розовой от зари оконной прорехе.