Пришелец

«Они дождутся своего часа», — подумал Катун-Ду, поднимаясь к трону и поглядывая на черных птиц, описывающих плавные широкие круги в белесом небе. Когда Верховный занял свое место над ареной, две молодые дворцовые жрицы приблизились в нему и, отерев влажными полотенцами пот и кровь с плеч и лица Повелителя, стали вновь наносить на его кожу ритуальный глиняный узор. Влажная глина приятно холодила разгоряченный лоб и щеки Катун-Ду, и он с наслаждением следил за тем, как избранные по жребию ремесленники налегают на длинные рукоятки рычагов, поднимая над окружающим арену барьером крупные ржавые решетки. Вначале звери словно и не собирались покидать темные прохладные ниши под трибунами, но, когда ремесленники по узловатым веревкам спустились на песок арены и принялись заметать следы поединка Верховного с быком, из ниши раздался глухой утробный рык, и в воздухе черной молнией мелькнула молодая пантера. Молоденький мальчик-скорняк даже не успел отбросить метлу; лапа зверя на лету смазала его по затылку и, взметнув черные волосы, залепила его застывшее от ужаса лицо кровавой изнанкой собственного скальпа. Ремесленники бросились к свисающим веревкам, быстро вскарабкались на стены и, тяжело дыша, припали к решеткам, наблюдая за тем, как звери один за другим покидают свои темницы и разбредаются по арене, щуря глаза от непривычно яркого солнца. Поднявшийся с судейской скамьи глашатай вызывал для поединков по два игрока от каждого племени, и по его возгласу ряды чернозубых шечтлей, плосколицых накау, маленьких кривоногих кнуц, полуголых, покрытых ритуальными рубцами аси с достоинством вставали и, обратившись к восседавшему на троне Катун-Ду, выкрикивали краткое гортанное приветствие. Когда ответные возгласы обошли все трибуны, глашатай обернулся к Норману и, вскинув над головой покрытые браслетами руки, дважды хлопнул в воздухе черными деревянными дощечками.

— Мы готовы! — громко выкрикнул Норман, выпрямившись во весь рост и тряхнув густыми рыжими кудрями.

— Готовы! — дружно гаркнули поднявшиеся вслед за ним кетты и гардары.

— Принять участие в Больших Играх, посвященных вашему каменному болвану, называемому Иц-Дзамна! — с кривой усмешкой нашептывал падре в ухо Норману.

— Так и говорить, святой отец? — переспрашивал тот.

— Говорите, они все равно не понимают, — отвечал падре.

Когда приветствие было окончено, Норман опустился на свою циновку и, глядя, как Дильс и Свегг неторопливо направляются к проходу между рядами, обернулся к священнику.

— Что вы так пристально смотрите на меня, командор? — спросил падре.

— Вспоминаю один случай из вашей исповеди: замок, арена, медведь, кинжал — тогда вас отделял от власти всего лишь один точный бросок, не так ли?

— Да, но в тот момент я меньше всего думал об этом!.. — воскликнул падре.

— Меня интересует не то, что вы думали, а то, что вы делали…

— Уж не собираетесь ли вы повторить мой опыт? — спросил падре.

— А почему бы и не рискнуть? — прошептал Норман, наклоняясь к уху священника, — судя по тому, как начинаются эти Игры, подавляющее большинство игроков вряд ли сможет принять участие в торжествах по поводу их окончания… Так что в любом случае мы ничего не теряем!

— Что ж, может быть, вы и правы, — сказал падре, — но я не могу со всей уверенностью судить о том, как этот народ смещает своего царя и назначает преемника… Я вижу пустое кресло рядом с вождем — не исключено, что оно предназначено для наследника престола, который появится в самый торжественный момент…

— Что ж, не будем спешить, — согласился Норман, щелкая огнивом и направляя искру на обугленный кончик трута.