Пришелец

Но такие случаи были исключением; обычно игроки за день прокучивали все до последней монетки, так что некоторые, устраиваясь на ночлег, стоивший вместе с ласками не дороже трех рцы, просто выворачивали свои мешочки наизнанку в поисках этой ничтожной суммы. Впрочем, если эти старания оканчивались ничем, бедолагу пускали в тростниковую клетку и за так, ибо Закон гласил: дающему воздастся! Для непосвященного слуха такая статья звучала несколько расплывчато, но племена, поклоняющиеся Несравненному Иц-Дзамна, племена, присылавшие своих лучших воинов на взаимное заклание в честь Дарующего Свет Бога, украшали этими словами выдубленные шкуры ягуаров и янчуров, тщательно пробривая извилистые дорожки в густой плотной шерсти и нашивая на шершавые щитки узор из выбеленных птичьих лопаток. Шкуры растягивали на высоких гибких копьях с золотыми наконечниками и кольцами, приспособленными для того, чтобы продевать в них сухие упругие сухожилия длиннохвостых большеглазых саути, привязывая волнистые заскорузлые края этих штандартов к полированным суставчатым древкам.

Объявив Большие Игры, Катун-Ду стал открыто пользоваться своей зрительной трубкой, и теперь целыми днями просиживал у подножия священного истукана, не сводя круглого сверкающего стеклышка с выступа горной гряды, нависающего над узкой, выбитой в отвесной скале тропкой. Когда глаз уставал, Верховный отводил трубку в сторону и, прищурившись, смотрел на пологие, сплошь покрытые лесом холмы, отмечая дымок сигнального костра, свидетельствующий о том, что посольство шечтлей продвигается к Городу, чтобы принять участие в Больших Играх. Впрочем, Катун-Ду несколько удивился, когда дымок, повисев над лесом, растворился в воздухе, а через некоторое время вновь поднялся из того же места, но случившийся рядом Толкователь Снов тут же объяснил ему эту странность, небрежно заметив, что долгое предшествующее безделье могло несколько притупить бдительность Смотрителя Костра, забывшего запастись топливом и вынужденного заново раздувать угасший от бескормицы огонь. Катун-Ду промолчал, а когда через некоторое время двойной дымок закурился над вершиной следующего холма, Толкователь Снов уже сошел к подножию лестницы, и рядом с Верховным не было никого, кроме одноногого старика, опирающегося на свои подпорки и пристально вглядывающегося в бледную извилистую змейку дыма.

— Ты думаешь так же, как и Толкователь Снов? — спросил Катун-Ду, оборачиваясь к старику.

— Следом за людьми с побережья двигается еще посольство другого племени, — уверенно сказал старик.

— Почему ты так думаешь?

— Я не думаю, Верховный, я знаю.

— Ты так много знаешь, что порой, глядя на тебя, я начинаю думать, что человеческая глупость помещается в ногах и что количество ума возрастает пропорционально ее уменьшению!

— Человек может узнать все, — сказал старик, — но его конечности здесь ни при чем.

— А что надо делать, чтобы узнать все?

— Ничего, — сказал старик, — надо просто не бояться знания, ибо только страх перед знанием останавливает и глушит свежие ростки истинного прозрения в человеческой душе…

— Может быть… Все может быть… — задумчиво повторил Катун-Ду. — И я, кажется, начинаю догадываться, о каком племени ты говоришь…

— Вот видишь, — сказал старик, — предсказание начинает сбываться!

— А Толкователь? — быстро спросил Катун-Ду. — Он — знает?

— Скорее всего, да.

— Но почему он тогда говорит какую-то чушь?

— Он слишком умен, — усмехнулся старик, — чрезмерно.