Приручи меня, если сможешь

— Я не твоя секс кукла, — рявкаю так, что в ушах звенит. — Что тебе нужно сейчас, так это стоять передо мной на коленях и объяснять, какого черта твой возбужденный член делал во рту моей сестры, и так, чтоб я сжалилась над тобой и снизошла до секса, а не вот это вот всё. Сможешь? Или снова всё испортим и станем чужими друг другу?

— Твой выбор, — хмыкнул холодно Илья, — мой хер был в ее рту не по моей воле.

Мужчина развернулся и ушел в спальню, громко хлопнув дверью.

Долго стою, глядя ему в след, не в силах пошевелиться.

Нет, дорогой. Это ТВОЙ выбор. Я не словом ни духом не дела тебе понять, что не верю тебе, и я набросилась на Агату, защищая тебя, а ты откатился к началу. К тому, что я кусок мяса, об который можно потереться писькой, когда самому плохо. И с которым не нужно считаться и щадить чувства.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Адекватные люди сейчас поговорили бы и пережили этот неприятный эпизод вместе. Ничего у нас не будет адекватно.

Я подхожу к бару, достаю бутылку вина и наливаю бокал. Находиться на кухне противно. К нему не пойду под угрозой расстрела. Свалить не могу, чревато последствиями.

Иду в зал, сажусь на диван, делаю жадный глоток. Я настолько опустошена, что не знаю, куда себя деть и что с собой делать.

— Я тебя долго буду ждать? — гаркает Илья, распахнув дверь спальни. — Тебе лучше прийти ко мне, Стася. Ты же знаешь, что я не люблю, когда ты показываешь характер, когда мне хреново.

— Тебе плевать на то, что мне хреново, — делаю глоток и со звоном ставлю бокал. — Хочешь по-нормальному, тогда сначала эту ситуацию нужно проговорить, а потом вытрахать. Если ты действительно любишь меня, как сказал в ту ночь. Если нет, то и говорить не о чем. Твой выбор.

— Иди сюда!

Противостояние характеров, мило. Думает, сломает меня? Нет. Делает хуже себе же.

Сижу на диване и буравлю его внимательным взглядом, вскинув брови.

— Да пошла ты! Психолог недоделанный. Поговорить она хочет. О чем? О твоей сестре шалаве? Или о том, что я ее пустил? — слышу, что звякает ремень его брюк, застёгивается молния. — Что тебе важно услышать? Не нужно меня спасать. Сам справлюсь. А ты или со мной, или свободна. Прогибаться больше не буду.

— Кроме своего Я что-нибудь слышишь? — спрашиваю холодно. — Никто тебя не спасет, эгоистичная жопа. Не одного тебя эта ситуация затронула и ранила, но ты дальше себя никого и ничего не видишь. О какой любви тогда речь может идти? Тебе сейчас важнее член утешить, чем любимую. Может зря прервала вас? Надо было дать ей закончить. Может тогда твоя тупая горячая голова получила бы приток крови снизу и работала как надо.

— Не переживай, найду, закончу, если ты так этого хочешь, только у Федора уточню направление.

— Пиздуй, — выплевываю ядовито. — Но ко мне ты больше не прикоснешься. Надеюсь, оно того стоит.

Встаю и резко ухожу в кухню, доставая из бара коньяк. Я не шучу. Уйдет — навсегда. Я не половая тряпка и ноги больше об себя вытирать не дам.

— Ты знаешь способ, как мне запретить к тебе прикасаться? — ржет на всю прихожую, пытаясь сунуть ступни в туфли.

— Знаю, — гаркаю из кухни.

— Посвяти в него, — усмехается криво, приковыляв на порог кухни в наполовину обутой туфле.

— Ты спешишь трахаться, зудит же, — окидываю его презрительным взглядом, хлопнув залпом коньяк.

— Дома не дают, вот и спешу.

— Я тебя ненавижу!

Либо коньяк придал ускорения, либо его наглая морда с красными глазами, но я подлетела и ударила его кулаком в грудь. Удар, второй, третий и из глаз брызнули предательские слёзы.

— За что? — хмыкает надменно и не шевелится.

Удар.

Всю трясёт. Противно.

Как не было этих недель, снова как будто не было между нами ничего нормального.

И не будет. Его всегда интересовал секс. Только секс. Не нужны ему отношения, любовь, ничего не нужно. Его не интересует ничего дальше удовлетворения его огромного члена. А я овца тупая, раз уши развесила и повелась.

— Ты лицемер. И шлюха!

— Во как?! Даже так? Ты отвечаешь за свой базар? — смотрит грозно.

— Прибереги свой жаргон для своих пацанов, — кривлюсь недовольно, не понимая, что тягаю тигра за усы. — Отвечаю. Всё, что ты заливал мне в уши — ложь. Все говно из тебя сейчас полезло!

— Тогда вали от такого, как я, папаша тебя уже сосватал на очередной хер. Тебе придать ускорение? Или включишь мозги и попросишь извинения?

Это просто какой-то треш.

— За что я должна извиниться? За то, что ты собрался трахаться с кем-то после того, как у тебя чуть не отсосали, наплевав на девушку, которую любишь?

— У тебя ещё есть возможность меня остановить, Стася, — прожигает взглядом.

— Взять за руку и потащить в спальню? И будем сношаться, как ни в чём ни бывало? Как будто я не видела, что видела? Как будто твой член не бывал в чужой глотке?