Обычно Александр отправлялся на прогулку с утра – в полдень было б очень жарко, да и любой праздношатающийся человек вызвал бы подозрения – сиеста. И вот, в один из летних деньков, жарких и светлых, молодой человек возвращался с прогулки обратно в таверну – пора уже было что-то готовить на вечер. Солнце уже жарило, и на террасе, под деревьями, никого не было – еще не вечер – да и внутри не должно было еще никого быть, разве что так, кто-нибудь по пути зайдет воды выпить.
Однако… Однако на это раз в таверне было как-то шумно. Доносились чьи-то разъяренные крики, ругательства, звуки ударов… а вот, кажется, начали ломать мебель. И – странно – скандалили-то на втором этаже, а не в зале!
Удивленный Саша вошел в таверну…
Мимо неслышно прошмыгнула Фиорина… не сказав ни слова, словно бы ничего такого и не происходило.
– Эй, эй, что там такое происходит-то? Кого-то бьют?
– Э, это ты пришел, – из кухни выглянул явно обрадованный хозяин, Сильвестр. – Вот славно.
– Да что там такое-то?
– Фелиций приехал.
– Что еще за Фелиций?
– Летиции нашей муж, а мне – свояк, так выходит. Да я про него рассказывал, тот самый моряк.
– А, – наконец, вспомнил Саша. – Моряк, значит. И что он там делает? Супружницу жизни учит?
Наверху вновь послышались крики, перешедшие в истошный женский визг.
– И хорошо учит! – молодой человек ухмыльнулся. – Как бы только не прибил.
– Ее-то не жалко, как бы нас не прибил! – посмотрев наверх, опасливо признался хозяин. – Что-то он в этот раз разошелся.
– Что ж, – Александр пожал плечами. – Пойду, погляжу… тем более – мне и переодеться надо.
Переоделся он сразу же, как только поднялся, сменил пропитавшуюся потом тунику, после чего уже отправился в другое крыло, где жили девушки – Летиция и Фиорина.
– Ах ты, тварь! – сквозь распахнутые дверные створки доносилась громкая ругань. – Шестоперстка вонючая! Гнусная шняга! Гадина злоковарная! А ну, признавайся, кого без меня в постель затащила? Убью-у-у-у!!!
Бамм!!!
– А-а-а-а! – в соседней комнате – у Фиорины – заорали притихшие было детишки.
А ведь и вправду убьет, подумал Саша и заглянул в комнату.
– И совершенно незачем тут так орать! В соседних домах жителей перепугаете.
– Что?! – обернувшись, поинтересовался маленький кривоногий субъект с плоским лицом и кривоватым носом, вовсе никакой не атлет, упаси боже.
В правой руке субъект держал помятое медное блюдо, которым, по всей видимости, и учил жизни жену, в добропорядочности и нравственности которой у него, как ни крути, имелись все основания сомневаться. Левой же рукой морячок сжимал опрокинутой на софу супружнице горло, однако при виде Саши ослабил хватку.
– Это еще кто такой? Ага! Полюбовничек! Ах ты ж…
Оставив жену, моряк с неожиданным проворством подскочил к вошедшему, явно намереваясь ударить того по голове все тем же многострадальным блюдом. Александр, конечно же, не стал дожидаться подобного, а просто напросто заехал нахалу кулаком в нос.
Выронив блюдо на пол и захрипев, бедолага моряк отлетел к стенке и – уже по ней – сполз на пол, где и застыл, запрокинув голову и раскинув в стороны руки.
– Ай-ай! Фелиций, душа моя! – несчастная Летиция сразу же пришла в себя и, проворно припав к груди поверженного супруга, запричитала. – Фелиций! Фелиций! О, муж мой…
– Так кто это? – приподняв голову, строго спросил моряк. – Не любовник?
– Да нет же, говорю тебе, нет! Это просто наш новый повар.
– Ах, повар… – незадачливый супругу вдруг как-то неожиданно успокоился и даже ухмыльнулся. – Эй, повар! Может, пойдем, выпьем?
– А почему ж нет? – пожал плечами молодой человек. – Давай пошли в залу.
Через пару минут, они все втроем – Саша, Сильвестр и его свояк, морячок Фелиций – уже сидели во дворе у летней кухни и пили вино. Время от времени Александр важно удалялся, помешивал кипящие на плите яства, да давал ценные указания Фиорине с Летицией. Последняя то и дело подбегала к мужу, подливала вина, да и вообще выказывая ему всяческое почтение. Тем не менее морячок как-то нехорошо косился на повара, то ли вспомнил нанесенный наверху удар, то ли вдруг вновь начал испытывать муки ревности. Кстати, Саша давно уже заметил, что большинство здешних, карфагенских – и не только карфагенских – мужиков – страшные ревнивцы. Взять к примеру хоть краснодеревщика, что ли. Тоже еще тот типус. И дело тут вовсе не в их суперсексуальности – вовсе даже и наоборот, – а в том, что женщину – жену, любовницу, даже служанку – все здешние мужчины рассматривали как свою неотъемлемую собственность, причем – неодушевленную и не имеющую никаких прав. Отсюда и все скандалы. С точки зрения принятой в этом обществе морали возвратившийся из плаванья морячок поступил совершенно правильно: первым делом поскандалил и побил жену, потому как верить женам – смешить людей, это уж всем известно! А, поучив супружницу, немедленно успокоился, словно человек, выполнивший свой неотложный долг. Ну да – главное сделано, теперь можно и выпить.
Вот и пили…