Принц в розовом пальто

— Ну вот. Тут ему и тепло, и мягко, и видно тебя. Так что вы отдыхайте, а я пока уйду, не буду вам мешать.

— Подожди.

— Да?

— Пожалуйста, посиди со мной… с нами еще немного. Мне с тобой так спокойно.

— Конечно, солнце. Посижу, сколько надо, — я присаживаюсь на краешек кровати, и она, сама взяв меня за руку, кладет ее себе на лоб.

— Там в коридоре, в верхнем ящике, есть запасные ключи, с красным брелочком. Когда будешь уходить, закрой на верхний замок, хорошо?

Последние слова она уже шепчет почти неразборчиво, а я сижу и продолжаю гладить ее по голове.

Сейчас уеду на пару часов, а потом вернусь с самым необходимым, раз уж у меня появилась такая возможность. И буду сидеть до тех пор, пока она не поправится. Или пока не выгонит. Только хрена с два я позволю себе и ей найти причину выгнать меня.

Нам лишь надо решить один очень важный вопрос.

Либо она с Принцем переезжает ко мне, либо мне придется каким-то образом уговорить ее принять меня вместе с Шамани. Потому что эту свою любимую девушку я не брошу ни за что.

Надеюсь, две мои самые дорогие красавицы смогут ужиться на одной территории. А мы с Принцем, как настоящие мужики, сделаем все, чтобы наше совместное существование было спокойным и счастливым.

Глава 18

С самого детства я приводила в ужас свою тетку бурным в первые двое суток протеканием любой болячки.

В эти сорок восемь часов она чуть ли не каждые два часа вызывала скорую, ибо сама была не в состоянии справиться с моей самой элементарной простудой. Температура вечно зашкаливала, вместо привычной большинству людей слабости и озноба превращаясь в полноценную лихорадку и поуобморочное состояние, если у меня болело горло, то вплоть до приступов удушья из-за его отека, если начинался насморк, то голова у меня болела так, что бедная тетушка каждый раз молилась, чтобы это оказался не менингит.

И при этом меня нельзя было назвать болезненным ребенком, несмотря на вечную худобу и бледную, плохо загорающую на солнце кожу. Вовсе нет. Я болела раз в полтора-два года. Но так, что вот эти первые два дня тетя с дядей просто боялись отойти от моей постели.

Я так и не поняла, с чем это было связано. И, глупая, совсем недавно порадовалась, что за последние пять лет мне ни разу не понадобился больничный. Даже решила, что я переросла и все это в прошлом. И вот на тебе. Сама себя сглазила.

Или меня просто добила смерть Анфисы.

Я плохо осознаю, что со мной и как я оказалась в кровати, да еще и переодетая в пижаму. Кто меня переодел? Сама? Или тетушка в гостях? Не понимаю. Иногда мне кажется, что кто-то подходит и трогает мой лоб большой прохладной рукой. Такой тяжелой, но при этом… ласковой. Я слышу сквозь то ли сон, то ли полубред тихий мужской голос. Он что-то успокаивающе бормочет, почему-то обращаясь ко мне Ваше Высочество. Почему Высочество?

Временами я ненадолго прихожу в себя, нащупываю возле кровати кружку с каким-то приятно кислым питьем, жадно пью и снова проваливаюсь в мутное, вязкое состояние.

Однажды я просыпаюсь от того, что невыносимо хочется в туалет. С трудом открыв тяжеленные веки, минут десять, держась за стеночку, добираюсь до заветной ванной по темному коридору, а потом еще столько же собираюсь с духом, чтобы выйти из ванной комнаты. Открыв дверь и запнувшись неподъемной ногой в шерстяном носке о порожек, я начинаю заваливаться носом вперед. Но даже не успеваю испугаться, как меня подхватывают сильные мужские руки.

— Мда, Гаечка, а болеешь ты с размахом. Прямо самый настоящий русский бунт — бессмысленный и беспощадный. Пойдем-ка мы обратно в кроватку.

Этот одновременно знакомый и незнакомый голос что-то шепчет на ухо, а я лишь киваю в такт его шагам.

Слышен писк, или визг, или скулеж — я что-то совсем плохо соображаю. Здесь какое-то животное?

Меня кладут на что-то ровное и мягкое. Наверное, это моя кровать? В кровати должно быть тепло, а мне вдруг становится холодно. Так дико холодно, что я чувствую, как лязгают зубы.

Кто-то осторожно ворочает и перекатывает меня. Кожей я ощущаю нечто холодное и мерзко липнущее к ней. Я хочу в тепло. Я хочу, чтобы стало тепло и сухо. Иначе я просто умру.

Но неприятное ощущение очень скоро сменяется долгожданным теплом — будто меня, сжалившись наконец, подвинули поближе к огромной горячей батарее, возле которой хочется свернуться клубочком и уснуть. Уснуть, чтобы поскорее проснуться совершенно здоровой.

И я со вздохом блаженства плотно-плотно прижимаюсь всем телом к этому живительному источнику тепла, а кто-то шепчет на ухо какую-то бессмыслицу про замерзшее солнце…

Просыпаюсь я внезапно.

Вот только что я села в машину к Егору, который любезно согласился подвезти меня до дома вместе с Принцем и его приданым, и уже почему-то лежу в своей кровати. Рядом, на тумбочке, полный поднос с термосами, две кружки, градусник, бутылка водки и влажное полотенце в эмалированной миске.

Принц! Господи ты боже мой, я свалилась с простудой, а бедный малыш все это время был один? Без еды, без воды, без прогулок!

Черт! Я же знаю, КАК я умею болеть. Надо было, наверное, попросить…

Стоп.

А чьи это голоса на кухне?