Принц в розовом пальто

— Спасибо, — растерянно шепчу я, не в силах оторвать взгляд от неожиданной роскоши, свалившейся мне в руки. — Это самый дорогой подарок, который мне когда-либо делали.

— Самый дорогой подарок, детка, это сама жизнь. А все остальное… все остальное можно купить. Ты не представляешь, как это здорово — чувствовать себя живой, — печально вздыхает она, но тут же меняет тему. — Да, кстати, у тебя утром нет никаких планов? Я бы хотела съездить на рынок. Надо купить вам с Принцем продуктов на неделю, а то я знаю, что если просто оставлю тебе деньги или карточку, ты обойдешься цыпленком и картошкой. Так что давай-ка, отдохни от меня сегодня, а завтра утром я тебя жду, хорошо? А мне пока надо поболтать кое с кем. Принц, малыш, иди к мамуле, иди, мой сладкий, мамуля тебя целую неделю не целовала.

У меня не так уж много вещей с собой. Ненужные книги после каждого зачета я сразу возвращала домой, так что нести мне приходится только одну единственную коробку с платьем. Придя домой и едва вымыв руки, я снова открываю коробку и глажу воплощенную мечту любой Золушки — волшебный наряд от крестной феи.

Я настолько улетаю мыслями, что даже не сразу соображаю, что в сумке звонит телефон. Может, Егор? Он сегодня на ночной смене, поэтому мы и не встретились вечером…

— Ох, детка. Похоже, ты была права. А я не очень.

— Что такое?

— Знаешь, что-то мне страшно сегодня оставаться дома одной. Рано я тебя отпустила. Сможешь вернуться и переночевать у меня? А то я даже Принца покормить не могу. Что-то слабость такая… ты откроешь своими ключами?

И я снова бегу по знакомому маршруту, про себя проговаривая все те аргументы, которые смогут убедить мою упрямицу срочно вернуться в больницу.

В квартире горит свет, и пахнет опять корвалолом, и Принц жалобно поскуливает, и лицо у Анфисы опять белое, а губы отдают синевой.

— Ты как хочешь, но я вызываю скорую, — произношу я, бросив на нее один-единственный взгляд. — Анфиса, шутки в сторону.

Она лишь согласно прикрывает глаза.

Скорая приезжает через четыре минуты, молодой фельдшер хмурится, глядя на выползающую из портативного устройства ленту кардиограммы, набирает по телефону водителя, с требованием срочно принести носилки, а еще через десять минут мы с Принцем снова остаемся вдвоем в большой пустой квартире. И только выйдя на кухню, чтобы навести там порядок, я замечаю, что Анфиса забыла свой мобильный на столе.

Я не могу усидеть на месте и топчусь по всем комнатам, как неприкаянный зомби. Просто шагаю из угла в угол, пытаясь движением прогнать снедающую тревогу, и шепчу как молитву: “Анфиса, ты справишься. Ты должна. У тебя столько планов. Черт возьми, ты же еще на моей свадьбе должна сплясать. На шпильках!”

Принц тихо сопит на подушках, где совсем недавно лежала его любимая хозяйка. Он вполглаза дремлет, но каждый раз вскидывается, когда я прохожу мимо спальни. Я плюхаюсь на кресло в гостиной и включаю телевизор, бездумно перещелкивая каналы. Сон не идет, но мысли в голове ворочаются все медленнее и медленнее…

Вой.

Тоскливый вой.

Практически плач.

Я вскидываюсь в кресле, где все-таки умудрилась уснуть. Сонно моргаю, пытаясь рассмотреть время на настенных часах.

Четыре утра.

Воет Принц.

Сидит возле порога и так жалобно тянет свое хрипловатое “Уау-у-у-у”, что сердце просто ухает куда-то вниз. Как будто в пятки.

— Ну что ты, маленький? Что такое? Ну не плачь, пожалуйста. А то я тоже сейчас разревусь, — и я начинаю шмыгать носом, потому что такой тоски в его голосе я не слышала никогда. Как будто кто-то уме…

Плевать, что в такое время звонить неприлично. Плевать, если меня обругают. Извинюсь потом, принесу коробку конфет, банку кофе, хороший чай, да что угодно.

— Алё, это первая кардиология? Ради бога простите, вечером к вам привезли Светлозерскую Анфису Гавриловну. Да, я знаю, что она ушла домой без спросу, но ей снова стало плохо. Не подскажете, как она там?

— Девушка, в такое время обычно не звонят.

— Да, я знаю, знаю. Просто… Простите еще раз, но ей было очень плохо. Скажите, стабилизировалось состояние? Пожалуйста.

В трубке тяжело вздыхают.

— Вы родственница?

— Да. Племянница. — Да я что угодно совру, а потом как-нибудь заглажу свою вину. Только ответьте мне.

— Мои соболезнования. Анфиса Гавриловна умерла. Полчаса назад врач засвидетельствовал. Обширный инфаркт. Не смогли вытащить. Вам надо завтра прийти с документами и…

Трубка выскальзывает из моих рук и глухо шмякается об пол, а Принц захлебывается в очередном жалобном вопле.

Я-не-хочу-не-могу-не-желаю верить в то, что нашей Анфисы больше нет. Что этот разговор, всего каких-то несколько часов назад, был последним. Что она, так любящая… любившая жизнь, вдруг взяла и просто перестала быть. Перестала дышать, думать, говорить со мной, учить, подшучивать, вспоминать свою молодость, мечтать о новых путешествиях и планировать танец на мою свадьбу…

Я на автомате набираю знакомый номер и, услышав удивленный и слегка встревоженный голос, хрипло сиплю в трубку:

— Егор, моя Анфиса… Ее больше нет. Представляешь? Разве это честно? Почему она?

— Лиза, ты где? Ты в больнице?