Принц приливов

Сьюзен держалась отрешенно. Она сразу направилась на кухню и почти не выходила оттуда, помогая горничной. Я смешал коктейли для Мэдисона и Кристины. Я рассказывал им о жизни в Южной Каролине, когда в гостиной появился Герберт, держа под руку Моник. Его худощавая фигура еще хранила отсвет блестяще проведенного выступления, в его жилах вовсю пульсировал адреналин, полученный от игры и зрительских оваций. Такое состояние я видел у футболистов, уставших, но перевозбужденных после удачно проведенного матча. Чувствовалось, что Герберт пытается удержать неповторимые мгновения концерта. В его глазах сохранился экстаз недавнего триумфа. Маэстро Вудруфф одарил меня на удивление очаровательной улыбкой.

— А-а, южный парень тоже здесь. Я рад, что вы смогли прийти.

— Вы были великолепны, — сказал я ему.

— Мы еще никогда вместе так здорово не играли, — призналась Моник.

Герберт представил ее мне.

— Мы знакомы, — отрезала она, и по ее тону я понял: в подробности нашего знакомства лучше не вдаваться.

— Хотите чего-нибудь выпить? — предложил я обоим.

— Сделайте мне шотландского виски со льдом, — попросил Герберт. — И бокал белого вина для прекрасной Моник. А пока вы готовите нам выпивку, хочу сыграть что-нибудь лично для вас, Том. Полагаю, еще рано укладывать спать шедевр Страдивари. Так что заказывайте.

— Я слабо разбираюсь в классической музыке, — заметил я, наполняя бокал виски. — С удовольствием послушаю любую вещь в вашем исполнении.

— А знаешь, Моник, наш друг Том — футбольный тренер из Южной Каролины, — сообщил Герберт, прикладывая инструмент к подбородку.

— Я думала, он юрист, — с заметным недоумением произнесла флейтистка.

— Я тут никак не мог понять, с чего вдруг Бернарду расхотелось быть скрипачом, — продолжал Вудруфф-старший. — Оказалось, Том обучал его истинно мужскому занятию — игре в футбол.

— А я считал, что твой сын далек от спорта и даже не представляет, как выглядит мяч, — вступил в разговор Мэдисон Кингсли.

— Замечательно, что у Бернарда появился хоть какой-то интерес, — добавила Кристина.

Я чувствовал, что становлюсь центром внимания, но радости от этого не испытывал. Внутри у меня все напряглось. Однако я как ни в чем не бывало улыбнулся, подавая Моник вино. Затем поставил на кофейный столик виски со льдом для Герберта. Уроженцы Юга часто ошибаются, думая, будто достаточно повести себя со старомодной учтивостью, и собравшиеся тут же от тебя отстанут. Я понимал, что своим присутствием нарушаю равновесие этого изысканного общества. Возможно, даже представляю для него некоторую угрозу. Но я и сам ощущал опасность в пристальном взгляде Герберта. Музыкант буквально не сводил с меня глаз. И зачем только я сюда пришел? Но мысль о допущенной ошибке явилась ко мне слишком поздно. Теперь оставалось лишь искренне погрузиться во все развлечения, какие обещал вечер после сольного концерта маэстро Вудруффа. До сих пор мне казалось, что я обладаю свойствами человека-хамелеона и могу подстроиться под любую компанию. Я вообразил себя героическим слушателем, благодарно впитывающим чужую мудрость. К тому же я обладал присущим каждому южанину качеством — знал свое место. Все это за доли секунды пронеслось у меня в голове. Я отдался течению. Будь что будет.

Дурные предчувствия не ушли, но на более глубинном уровне я воспринимал приглашение в этот дом как подарок судьбы. Слишком много вечеров я провел один, в замкнутом пространстве сестринской квартиры. Одиночество приятно в меру, но когда ты вынужден поглощать его лошадиными дозами, оно делается невыносимым. От одних только человеческих голосов в этой уютной гостиной я подобрел и размяк. К тому же мною владело любопытство. Было интересно взглянуть на знаменитость в домашней обстановке, послушать, о чем он будет говорить, склонившись над салатом. Мне хотелось быть частью вечера, и я верил, что сумею завоевать сердца собравшихся, проявив свойственные южанам рыцарство и галантность.

Герберт Вудруфф нашел для меня композицию. На своем шедевре Страдивари он заиграл «Дикси».

Наверное, никогда еще эта незамысловатая мелодия не исполнялась так виртуозно и с такой подчеркнутой иронией. Чтобы усилить гротеск, Герберт подражал неуклюжим движениям плохого деревенского музыканта. Окончив играть, он с лукавой улыбкой посмотрел на меня. В это время из кухни вышла Сьюзен. Вид у нее был испуганный и сердитый.

— Ну как, Том? Что вы об этом думаете? — спросил меня Герберт.

— Что Бетховен умел сочинять приятные песенки, — ответил я.

Собравшиеся засмеялись. Сьюзен предложила нам пройти в столовую.