Он попытался привести свои чувства хоть в какой-то порядок, но прядь черных волос, упавшая ей на щеку, полностью лишила его рассудка. Он отвел волосы от лица. Она не сопротивлялась. Он погладил ее по щеке и нежно поцеловал.
— Ни разу, — сказал он. — У меня было много женщин. Любовниц. Но я никогда не чувствовал это так, как сейчас. Я думал, что то была любовь, но чувства мои всегда быстро остывали.
Она улыбнулась, чуть-чуть, печальная насмешливая улыбка тронула ее губы.
— Я клянусь, — сказал он.
— Глупый человек. Вы даже не знаете, что такое любовь.
Он немного отстранился от нее.
— А вы, конечно знаете.
— О да, — тихо сказала она. — Я знаю.
Он отвернулся от нее и лег на бок, облокотившись о землю.
— Прошу меня простить. Я не знал, что у вас есть другой.
Ее улыбка стала еще суше.
— Оставьте ваши церемонии. Я полностью свободна от этого романтического вздора. — Она покачала головой, словно ей было жаль его. — Я не влюблена. Не замужем. Даже не невинна. Поэтому — вы можете с чистой совестью удовлетворить свои потребности.
Он закрыл глаза. Он чувствовал ее запах — теплый, пьянящий аромат женщины, от которого ему стало нестерпимо жарко.
— Я знаю, что вы хотите переспать со мной, — сказала она. — Не будем говорить о любви. У меня много долгов перед вами, которые я хотела бы оплатить. Так позвольте мне это. Не страдайте из-за своей галантности.
Он с силой зажмурился.
— Мне ничего не надо. — Он всем телом ощущал ее близость, ее гибкую фигуру, скрытую мужским костюмом. — Чтобы оплатить долги? Мне не нужна продажная женщина.
— Вам нужна иллюзия.
Он открыл глаза.
— Я люблю тебя. — Когда он произнес эти слова, глядя на совершенные линии ее лица, это казалось ему правдой. — С того самого мгновения, когда я тебя увидел.
— Вы хотите переспать со мной. Я не буду вам препятствовать.
— Я хочу получить твое сердце.
Она отвела глаза.
— Вы зря растрачиваете себя на то, чтобы быть разбойником. Мне кажется, из вас вышел бы весьма пылкий трубадур.
Будь она проклята. Все шло не так, как надо. Она реагировала совсем по-другому. Ему хотелось затащить ее в траву и целовать, пока она не перестанет быть способной на насмешку. Пока она не станет податливой, нетерпеливой, беспомощной в своем страстном желании, как и должно быть в любви. Сжав зубы, он уставился в темноту.
— Я ведь не безмозглый жеребец все-таки. Мне не нужно, чтобы меня обслужили, как жеребца.
Она подняла руку и коснулась его щеки, медленно провела пальцем по подбородку и губам. Он почувствовал это прикосновение, и дыхание его участилось.
— Не отказывайте себе в этом, — прошептала она. — Не ждите ответного чувства, которое я не могу вам дать.
Пальцы ее скользнули вниз, оставив прохладный след на его горле и груди, затем медленно приблизились к вороту собственной рубашки. Потеребив завязку воротника, она распахнула его, обнажив в глубоком узком вырезе белоснежную шею.
— Проклятье. — Тихий несчастный возглас вырвался из его груди. — Будьте вы прокляты.
В свете луны ее кожа казалась холодной и белой, как каменные колонны. Он жаждал коснуться губами, припасть лицом к ее груди, вдыхать ее пьянящий аромат.
Она медленными движениями стягивала рубашку. Это было умышленное кокетство соблазнительницы, и он знал это. Он почувствовал гнев — и испытал отчаяние. Ткань соскользнула с мягкой округлой груди. Жар охватил его — он начинался в горле и разливался через грудь по всему телу.
Она закинула руки за голову. Это томное движение приподняло ее тело, словно приготавливая к жертвоприношению. До чего это тело прекрасно: тонкая талия, упругая грудь, дрогнувшая, когда Ли потянулась. Он зачарованно смотрел на ее совершенные формы, загадочную игру на них лунного света и глубоких теней.
Он резко выдохнул.
— Я же сказал, что этого мне не надо. — Он испытывал огромное напряжение и беспомощность, не позволяя себе коснуться ее, не в силах отвернуться. — Нельзя же нам так поступать с собою.
Она продолжала лежать неподвижно, с закрытыми глазами, бесстыдно предлагая себя. В лунном свете она казалась языческой богиней, которую сморил сон на развалинах Капища. Словно через мгновение она проснется, выскочит и закружится в танце с Дионисом, зачарованная исступленно-веселым богом, а потом с беззаботностью дочери природы упадет с ним в заросли травы.
Ли открыла глаза и взглянула на него. Он почувствовал, как разум оставляет его, померкнув перед силой желания. В глубине ночи, среди рухнувших колонн языческого храма, он был оглушен страстью. В нем словно проснулся сатир, воплощение безрассудной чувственности. О, как мучительно было охватившее его вожделение! Зачем он так долго монашествовал? Теперь он не в силах был справиться с собой.